Весь так называемый научный опыт, основанный на условном противоположении субъекта и объекта, не подводит нас к истинно сущему, реальному; в нем даны лишь условные значки реального бытия. В другом месте я постараюсь оправдать ту гносеологическую точку зрения, по которой материалы и основания для выработки понятия бытия, этого основного философского понятия, мы берем из непосредственных данных сознания, — сознания живого трансцендентного, а не имманентного нашему гносеологическому субъекту, который создает и познает так называемую «природу». Это основная ошибка всякого рационализма, а также критицизма, исходящего от Канта, и позитивистического эмпиризма, как бы они ни открещивались от рационализма, — считать, что гносеологический субъект, мышление с его категориями, обнимает бытие и тем самым ограничивает его, делает невозможным трансцензус. Ошибка эта основана на смешении сознания с знанием, с субъектом, с разумом, приниженным до рассудка, на толковании всякого сознания, как логического и уже искусственно рассеченного[54]. Рационализм рассекает человеческий дух, создает искусственное противоположение между тем, что от «разума», и тем, что от «опыта», причем и разум и опыт одинаково ограничены и сдавлены. Нужно восстановить единство и цельность нашего познающего существа и построить теорию метафизического опыта, обнимающего и условно опытное, и условно рациональное познание. Воззрение и интуиция должны, наконец, быть освобождены от этого гнета «понятий», тяготеющего и над так называемым опытом. Непосредственно данное, преднаходимо[55] это не субъект, не рассудочное мышление, а сознание[56] в его беспредельности, и тут мы вплотную соприкасаемся с самыми недрами бытия, с сущим. Нужно настойчиво повторять, что всякое бытие трансцендент- но мышлению, что оно не заключено в понятие и вместе с тем имманентно нашей целостной природе, нашему метафизическому существу, поэтому возможен, я бы сказал, трансцендентный, метафизический опыт, бесконечное движение в океан сознания, в котором мы приходим в соприкосновение с сущим, а не только условный так называемый научный опыт и дедукция понятий из разума. Это очень приближается к гносеологической теории мистического восприятия у Вл. Соловьева, но есть и некоторая разница. Прежде всего мы возражали бы против почти полного отождествления философского знания с религиозной верой. Опыт (непосредственное восприятие), который дает материалы для метафизического знания сущего, обязателен для всех познающих существ и только по интеллектуальным ошибкам рационализма не находит себе верного истолкования и часто остается непознанным. Самым важным результатом подобной гносеологии будет особенная конструкция понятия бытия. Всякое бытие есть сознание, всякое бытие живое и индивидуальное, т. е. всякое бытие есть конкретный дух, живая и индивидуальная субстанция[57]. Спиритуализм оправдывается первыми же шагами гносеологии; гносеологически нелепо вкладывать в понятие бытия какой бы то ни было смысл, кроме того, который почерпнут из непосредственно созидаемой жизни духа. Категория субстанции[58] есть основная категория метафизического знания о бытии; ее применяет метафизический «большой» разум при обработке материалов непосредственного живого сознания. А какое понятие бытия дают нам позитивизм, критицизм, рационализм? Позитивизм просто не интересуется истинно сущим, реальным бытием; он объявляет его или фиктивным понятием или непознаваемым, или склоняется к наивному и нелепому материалистическому понятию бытия, о котором сейчас и разговаривать не стоит. Критицизм в этом отношении очень близок к позитивизму и только тоньше и лучше обставляет свою позицию. Для некоторых фракций неокантианства бытие тоже фикция, для других оно непознаваемо, третьи, подобно самому Канту, постулируют спиритуалистическое понятие бытия, не имея никаких для этого оснований в своей теории познания. Рационализм всех оттенков пытается открыть бытие путем дедукции понятий, выводит бытие из разума и в конце концов приходит к панлогизму, к пониманию бытия, как идеи, он все пытается свести к отношениям логическим. Все возможности эмпиризма, критицизма и рационализма исчерпаны, и неспособность их выработать понятие бытия, основное для гносеологии и метафизики, нужно считать несомненной, несмотря на частую правоту этих точек зрения. Бытия нет ни в текучем опыте эмпириков- позитивистов, ни в категориях и понятиях критицис- тов, ни в онтологизированных идеях рационалистов. А вопрос о бытии есть основной и в конце концов единственный вопрос философии, и только в связи с тем или другим пониманием бытия можно решить поставленную нами проблему индивидуального [59].