Стыд

Она позвонила на работу и взяла оставшиеся пять дней отпуска. Счет неиспользованным дням она не вела, раньше ее это вообще не интересовало. Она ни разу не использовала до конца полагавшиеся ей пять недель отдыха, и дни накапливались годами. Причиной никто не поинтересовался, руководство ей доверяло. Ее считали ответственным руководителем, который не может отсутствовать на рабочем месте без уважительных оснований.

В следующие дни она навещала Перниллу каждый день после обеда. Известие о том, что из кризисной группы теперь будет приходить только она, Пернилла восприняла без возражений, но и без радости. Моника посчитала это добрым знаком. Ее не отвергали — пока этого достаточно.

Большую часть времени она проводила на улице, гуляя с Даниэллой. Площадка им вскоре надоела, и они начали совершать дальние прогулки. Пусть медленно, но ей все же удалось завоевать доверие Даниэллы, она знала, что это верный путь. К сердцу матери. От матери зависело все. Моника не забывала об этом ни на секунду. Испытывала постоянный страх оттого, что ее прогонят, что Пернилле покажется, что они смогут справиться и без нее.

Пугала сама мысль о том, что ей будут не рады, Моника была готова на все, лишь бы ее не выгнали. Ей так много нужно исправить.

Как-то к Пернилле зашла подруга, и Моника ощутила двойственное чувство, оставив их наедине. Конечно, она была рада за Перниллу, но, с другой стороны, Монике хотелось принимать участие во всем, что происходит в ее жизни, знать, о чем она разговаривала с подругой, делилась ли планами на будущее. Пока она гуляла с Даниэллой, Пернилла обычно отсыпалась. После прогулки Моника старалась задержаться в квартире, чтобы показать, как хорошо они ладят с девочкой. Пернилла чаще всего находилась в это время в спальне, они разговаривали мало, но Моника все равно наслаждалась каждой минутой, проведенной в этом доме. Только взгляд Маттиаса портил ей настроение. Маттиас смотрел на нее в упор, когда она, сидя на полу, играла с Даниэллой.

Впрочем, может, он уже понял, что она здесь с добрыми намерениями, что каждый день она приходит сюда по зову сердца.

Пернилла по большей части молчала, но Моника все равно чувствовала, что помогает — хотя бы тем, что присутствует в квартире, и ощущение покоя не покидало ее еще часа два после ухода. Ей казалось, что с первым этапом ее великой миссии она справилась. И заслужила небольшую награду — чувство облегчения и спокойствия. А еще она теперь четко осознавала бессмысленность всего остального. Как будто шелуха слетела, обнажив самую суть вещей. Но спустя несколько часов сердце ее снова начинало биться учащенно. Она все могла объяснить по науке и прекрасно представляла все физические реакции собственного тела. Ее организм мобилизовывался, увеличивая свои шансы на выживание. Страх гнал кровь к крупным мышцам, печень высвобождала запасы глюкозы, чтобы помочь им справиться с нагрузкой, шум в ушах означал, что сердце работает на повышение давления, а селезенка сокращается и выбрасывает больше кровяных телец, отчего растет содержание кислорода, и в крови начинает бурлить адреналин… но никакие «отлично» ей теперь не помогали. Ее забыли научить, как подчинить себе эти реакции. Тело помогало ей защититься, убежать — но что делать, если бежать некуда? Днем ей часто казалось, что вокруг нее стеклянный шар, и то, что происходит снаружи, ее больше не касается. По вечерам она ездила в спортзал и усиленно тренировалась, но, когда ложилась в кровать, заснуть все равно не удавалось. Едва она гасила лампу, ее охватывало отчаяние. И растерянность. Все мысли, которые она гнала прочь днем, в темноте ночи возвращались. Это было невыносимо. Что она делает? Лучше об этом не думать. Жизнью правит отнюдь не здравый смысл и отнюдь не справедливость — а раз так, то у нее есть право придумать собственную стратегию восстановления порядка. Потому что силы, которые управляют жизнью и смертью, лишены логики и не умеют делать выбор. Принять это нельзя. Надо найти способ с ними расквитаться.

Когда же она наконец засыпала, во сне ее ждали другие ловушки. Томас. Он появлялся ниоткуда и будил в ней тоску, из-за которой она начинала во всем сомневаться. Все то, что — как она думала — можно заставить себя забыть усилием воли, — все это осталось в ее теле, в ладонях. Она ошиблась.

Она выписала себе снотворное, ей хотелось защититься от него.

И он оставил ее в покое.

На третий день она набралась мужества и предложила остаться после прогулки, чтобы приготовить ужин. И разумеется, съездить в магазин и купить все необходимое. Добавила, что с удовольствием оплатит все сама. Пернилла мгновение поколебалась, но потом с благодарностью приняла предложение. С тех пор как она осталась одна, спина стала болеть сильнее. У мануального терапевта она не была уже три недели. Моника знала почему — у них нет денег, но Пернилла должна сказать об этом сама. Монике нужны были и другие подробности, и она надеялась, что за ужином она сможет обо всем разузнать.