Стужа

Однако Рунольв смеялся, а Гест достал нож и занялся резьбою, вырезал орлиную голову, вроде той, что сделал дома, в Йорве, но у этой был только один глаз, на месте второго виднелась ямка. Рунольв вопросительно ткнул в нее пальцем. Гест объяснил, что вставит туда камень, может даже драгоценный. Рунольв схватил ножны клирикова меча, срезал красную стеклянную бусину и, точно сияющую драгоценность, протянул ему на большом куске грязной кожи. Гест покачал головой — красный глаз ему не надобен — и, желая порадовать Рунольва, в свою очередь протянул ему орлиную голову. Рунольв взять ее отказался, знаками изобразил, что Гест безнадежный, неправильный и несчастный, а резную голову зашвырнул в угол.

Потом пошел, достал голову из угла, смиренно поблагодарил, несколько раз проведя ладонью по груди и склонив свою большую голову — дескать, вот, возьми ее, пожалуйста. И тут Гест наконец рассмеялся.

— Ты выяснил, где живет та женщина, к которой ходит Одд сын Равна? — спросил он.

Рунольв встрепенулся, потащил его наружу. Гест остановил его, спросил:

— Как ты это узнал?

Рунольв зашевелил губами. Оба снова рассмеялись. Гудлейв что-то испуганно крикнул в потемках. Гест вырезал рыбу, длинную, в палец толщиной, с чешуей и плавниками, с зелеными глазами-бусинами от Кнутовых ножен, сделал в хвосте проушину и продел в нее кожаный шнурок. Эту рыбу он вручил Рунольву, и тот немедля повесил ее на шею, знаком показав, что рыба нравится ему куда больше, чем одноглазая орлиная голова.

Гест снова облачился в конюховы обноски и собрался в город, Рунольв хотел было идти с ним, но Гест ткнул пальцем в рыбину и тоном, не терпящим возражений, велел остаться здесь.

Он вышел из конюшни — все вокруг заливал пепельно-серый осенний свет, в воздухе, точно мучная пыль, мельтешили крохотные снежинки. Очутившись на городских улицах, он потолковал с несколькими торговцами, со знакомым корабелом и его подмастерьями, заглянул в трактир, куда обычно захаживали дружинники, послушал излияния посетителей, завел дружелюбную беседу с молодой женщиной, той, которую намедни избили курицей. Теперь следы драки почти изгладились, осталось всего несколько царапин, она вновь сияла той равнодушной красотой, которая делала ее совершенно неотразимой. Когда Гест покинул трактир, уже настала ночь, меж домами по-прежнему вихрилась снежная крупа, город спал. Но Рунольв стоял в конюшне, словно караульщик, поджидал его и хотел сразу же увести обратно в город.

— Не сегодня, — устало сказал Гест, направляясь к лестнице.

Однако Рунольв все-таки вытащил его наружу и замахал руками, показывая на луну, сиявшую над лесистым кряжем на востоке. Гест сказал, что ничего не понимает. Тогда Рунольв привел его в церковь и настойчиво постучал по резному деревянному календарю, который Гест когда-то смастерил для Кнута. И тут до Геста дошло.

— Нынче вечером Одд в городе?

Рунольв кивнул и с гордым спокойствием поднял вверх сперва четыре пальца, потом пять и снова четыре.

— Он будет в городе сегодня или в ближайшие четыре-пять дней, а затем снова исчезнет?

Рунольв закрыл глаза: мол, как хорошо, что недогадливый исландец наконец-то сообразил, в чем дело.

Они взяли оружие и задворками, перелезая через заборы, пробираясь через свинарники и загоны, двинулись в город. По дороге им не встретилось ни единой живой души, тут и там попадались догоревшие факелы, иные еще рассыпали последние искры, из некоторых домов доносились голоса, а большей частью слышался лишь плеск волн у Эйрара.

Рунольв завел Геста в проулок между домами и знаком показал: надо ждать.

Подморозило.

Одд не появился. Рунольв пожимал плечами и строил разочарованные гримасы, но до самого рассвета уходить не желал. В конце концов они тем же путем вернулись к себе в конюшню, весь день проспали, а вечером опять затаились в проулке, Рунольв с клириковым мечом, Гест с Одиновым ножом, топором и тревожными мыслями об Ари, который чинит лодку, чтобы они целыми-невредимыми убрались из разоренного Хавглама, норвежского форпоста Йорвы. Какие-то фигуры нетвердой походкой шли мимо в белом ночном мареве, пьяные дружинники на пути к лодкам или от лодок, иногда вместе с женщинами.

Одд пришел лишь на четвертую ночь.

Рунольв узнал его с первого взгляда, глухо застонал, бесшумно скользнул через улицу и растворился во мраке.