Стужа

Эйрик и ближняя его дружина расположились в крепости, остальному же войску Даг сын Вестейна — со времени встречи в Ноттингеме он не удостоил Геста ни единым взглядом — приказал стать лагерем в роще к северу от города, послал десять человек за убойной скотиной и хлебом, а сам, не дожидаясь, пока поставят палатки, уехал прочь.

Всю ночь не переставая лил дождь, факелы погасли, костры чадили, люди мерзли, спали плохо, и, когда забрезжил рассвет, отнюдь не предвещавший улучшения погоды, Хавард начал ворчать: мол, надо вставать и искать пристанища в усадьбе на опушке рощи. Как вдруг по раскисшей земле прокатилась глухая дрожь, усилилась, разом напомнив исландское землетрясение, — это был топот конских копыт, в лесу мелькнули огни факелов и тотчас потухли, улюлюкающие всадники черной лавиной хлынули из-за деревьев, промчались по мокрому лагерю и опять исчезли, Гест даже из спального мешка выбраться не успел.

Сперва настала тишина, нарушаемая только шумом дождя, затем поднялся жуткий гвалт: истошно кричали перепуганные и пострадавшие в порубанных палатках, ржали бьющиеся в грязной жиже искалеченные кони. Полуголый Ротан бестолково метался по лагерю, гаркнув в лицо кому-то из раненых:

— Слабак! Слабак!

За ним по пятам ковылял брат, размахивая мечом и волоча на ноге мокрый хвост одежды. Хавард успел и одеться и вооружиться, но и только.

— Что это было? — спросил он.

Гест вышел из палатки во взбудораженный лагерь — три-четыре сотни разъяренных, израненных, насквозь мокрых воинов, три десятка убитых, лошадей вполовину меньше, чем было, и те в большинстве раненые.

Пострадавших решили разместить в усадьбе, развели огонь, послали пятерых гонцов в город предупредить ярла, спешно отрядили погоню за нападавшими, наобум, и вскоре она вернулась ни с чем.

— Они не хотят сражаться! — крикнул Ротан. — И здесь тоже!

Прискакал ярл во главе дружины, по обыкновению одетый роскошно, но строго, с непокрытой головой. Не обращая внимания на дождь, он напустился на трех Даговых людей, которых по очереди вызвал пред свои очи, и совсем рассвирепел, когда оказалось, что ни один не может сказать ни сколько примерно насчитывалось нападавших, ни кто это был. Вражеское оружие, большей частью стрелы, но также несколько топоров и копий, собрали в кучу у ног ярла. Определить их принадлежность никто не смог.

Тут Эйрик заметил Геста.

— А ты, недоросток-исландец, который все видит и все помнит, ты что скажешь про этих людей?

— Ничего, государь.

На сей раз ярл вспылить не успел, потому что слово взял один из советников Эдрика Стреоны:

— Это были не Ухтредовы люди. — Он выхватил из кучи оружия стрелу и показал ярлу обмотку из тонкой серебряной проволоки у оперения. — Это отряд Эдмунда, Адальрадова сына, который нынешней осенью сбежал из Лондона. В народе его уже прозвали Железнобоким. И, как я понимаю, именно его нам следует опасаться, ведь нет у него земель, чтоб их оборонять, всех владений — конь под седлом. Нам его не найти, а вот он нас отыщет, когда ему удобно, а нам несподручно, как нынешней ночью.

Ярл меж тем успокоился, словно взгляд на стрелу разом отмел все сомнения, он не любил загадок, предпочитал реальные факты и явных врагов; похлопывая по ладони наконечником стрелы, он оживленно объявил:

— Ну что ж, теперь все ясно: идем на Нордимбраланд.[99] Коли прежде побьем Ухтреда, Эдмунду нигде не будет покоя. Выступаем сегодня, незамедлительно, прямо сейчас!

Он поворотился спиной к потрепанному войску, тронул коня и исчез в завесе дождя, из которого, казалось, была соткана эта страна, а Даг сын Вестейна приказал свертывать лагерь, яростно подгоняя людей, будто хотел убедить весь мир, что никогда более не допустит, чтобы этот варвар, английский принц по прозвищу Железнобокий, коварно напал на его спящее войско.

К вечеру, когда они продолжили путь на север берегом мутного, бурого Трента, все войсковые отряды разослали по округе дозорных и походные заставы, в одну из которых назначили Двойчат, Хаварда и Геста. На другой день они встретились с войском Кнута, тоже пострадавшим от ночных вылазок неуловимых улюлюкающих налетчиков. Все только и говорили, что о Железнобоком, имя его внушало почтение, произносилось с яростью и было окутано загадочными домыслами. Спустя два дня к ним присоединились Торкель Высокий и Эдрик Стреона, а через неделю после выступления из Гейнсборо датские войска стояли на южном берегу Хумбера, реки еще более полноводной и мутной, перед ними лежала Нортумбрия, дождь заливал леса, столь же дремучие и непроходимые, как те, сквозь которые они с таким трудом пробились, покинув Ноттингемшир.

Вверх и вниз по течению отрядили дозорных; по возвращении они доложили, что в округе есть три моста, один, правда, был подожжен, но дождь погасил огонь и все три можно использовать; и впервые ярл дал войску разрешение крушить все на своем пути, лишь бы люди целыми-невредимыми одолели этот окаянный грязный поток, отделяющий их от богатых северных краев.