Стужа

Если признаться, если наоткровенную: он с трепетом и благодарностью обнял бы Элизабет Конрад, но не как солдат с автоматом, которому женщины из боязни уступают во всем, даже в самом сокровенном и божественно-возвышенном («божественно» — это единственное слово, которое Глеб принял от религии), а только если бы Элизабет Конрад ответила ему по зову сердца!..

Погодя Глеб высчитал, что она старше его на восемнадцать лет; стало быть, годится в матери. А он твердо убежден, это незыблимо в нем: гадко и недостойно желать женщину, которая годится в матери, это сродни кровосмесительству и к тому же оскорбит, унизит любую женщину.

Глеб прижался к своему ППШ и весь ушел в невозможно-сладостные мечты. И никакие запреты не способны были укротить воображение. Женщина — милая, дорогая, неужто ты когда-нибудь заметишь меня и полюбишь?!

Когда рота походным порядком следовала к фольварку Хоффе, ветер уже намел сугробы, завалив траву, грязь. Дорожная жижа смерзлась в комья; нога юлила, подламывалась, неокрепший ледок лопался, и грязь расплывалась черными пятнами. А снег сыпал, сыпал…

В Хоффе — фольварк растянулся вдоль шоссе — рота прибыла затемно. Между сараями громоздились орудия, торчали рыльца минометов, расхаживали часовые, похожие издали на белые кочки.

Капитан остановил лакированный катафалк, обитый черным и серебряным крепом, заставленный бидонами, мешками, тюками, и спросил ездового, где штаб части. От ездового разило сивухой. Он по-пьяному путано объяснял, с азартом и прибаутками покрикивая на лошадей.

— Ладно, езжай! — Капитан поморщился и резко скомандовал: — Батальо-о-он! Стой! На ле-е-е-во! Вольно! Перекур! Из строя не выходить! Старший лейтенант Рожнов вместо меня!

Катафалк торжественно прокатил вдоль строя. Солдаты (бывшие заключенные) проводили его хохотом и свистом.

Глеб взглянул на строй и опять вспомнил похоронки — стопки пустых бланков. Он шагал за капитаном и пытливо шарил взглядом по шеренге, выщупывал фигурки отдельных солдат. Уже на всех готовы похоронки, только проставить имена. Судьба их уже списала. Вот эти люди — уже мертвецы. О себе Глеб не думал, ни на мгновение не сомневаясь, что выживет.

Глебу не приходило в голову: так думают и чувствуют все — любой из этих солдат и офицеров. В данной особенности мышления и заключается непостижимая безропотность и терпеливость людей не только на войне, но и вообще живучесть любой неправды, насилия и риска. Каждый считает, что выживет, убьют — не его. И творит свое дело зло…

Штаб полка размещался в блиндаже за фольварком. Глеб неотступно следовал за капитаном, памятуя о приказе «как нитка за иголкой».

В блиндаже было жарко. Вдоль балки на полочках горели керосиновые лампы. Когда капитан доложил о прибытии 139-й отдельной армейской штрафной роты, из группы офицеров за дубовым письменным столом грузно поднялся лысый толстый полковник с гвардейским значком на гимнастерке и нашивками ранений.

— Один? — спросил он грубо, даже не поздоровавшись с капитаном, и вышел из-за стола, одергивая гимнастерку.

— Так точно, товарищ полковник. Заместитель убит, вместо него — взводный, правда, из боевых. Два новых командира взвода и тот, что уцелел с прошлого дела, а также замполит — с людьми.

— А этот?

— Ординарец, товарищ полковник.

— На получение задания с ординарцем, но без замполита? Тэкс-с… — Полковник заложил руки за спину. — Хорош!

— Всего несколько часов прибыло пополнение…

— А прежние потери?

— Практически весь состав роты, за исключением восемнадцати солдат и офицеров.

— А задачу выполнили тогда?

— Так точно, товарищ полковник. Укрепленный пункт взят и удержан.

— С ординарцем, но без замполита на получение боевой задачи — и это командир! С тебя самого погоны следовало снять!

— Я оставил замполита, товарищ полковник. Он хоть немного побудет с людьми. Чистов, иди!..

— Я здесь старший! — повысил голос полковник. — На то у меня спрашивают разрешение! Стой, ординарец! Черт с тобой! — Полковник вернулся к столу. — К карте, капитан. С местностью знаком?

— Так точно, товарищ полковник. Утром провел рекогносцировку.

— Рекогносцировка без боевой задачи? Что-то новое. — И полковник многозначительно поглядел на своих офицеров. Лицо у него было мясистое, губы — углами книзу.

— Моя рота всегда действует без подготовки. За сутки до дела получаю людей — и сразу в пекло. Даже обвыкнуть не успевают. Большинство из них не имеет даже понятия о поведении на поле боя, не знает оружия. За два месяца командования потерял три полных состава: почти тысячу человек! Получив вчера приказ о подчинении вам, считал долгом заранее осмотреть позиции.

— Арестантский сброд жалеешь?

— Я решаю, как лучше выполнить боевую задачу. Потом… это люди. Какие-никакие, а люди. Всегда люди…

— Не морочь голову! Значит, хреновый командир, раз уложил три состава… Молчать!.. Молчать!..