Стужа

Во время метели в соседней общине вспыхнул пожар, превративший в пепелище большое крестьянское хозяйство. Это — в восьми-девяти километрах от Венга. Многие побежали туда в самый разгул метели: всякому интересно поглазеть на огненное буйство. Люди бросили все дела и ни о чем, кроме пожара, говорить не могли. Художник, с которым я столкнулся внизу, у входа, сказал: «Вы видели живодера? Он вломился, как сумасшедший. Пожар заблистал, как будто от искры в электропроводке ("заблистал" — выразился художник). Вы заметили, как живодер принес свою новость? Он влетел, как вестник в греческой драме. Вполне в народном духе, — комментировал он, — распалять друг друга, когда есть возможность поахать, как всесильна эта страсть. Живодер и хозяйка — прекрасные примеры молниеносного распространения новостей в простонародной среде. Заметьте, на одном конце человек-передатчик, а на другом — приемник в юбке, натура, готовая в любой момент приужахнуться, для которой свет не мил без сенсаций. Только благодаря хозяйке всё сказанное живодером приобретает масштабность и вес, тут уж она берет на себя роль живодера, а за ней — другие, третьи, и новость становится достоянием всенародной гласности». Пожар стоил жизни сотням свиней. Мужчины с повязками на лицах пытались спасти обезумевших животных, но свиньи бежали назад, в огонь; сгорели и коровы, и утки, весь птичий двор. Всё было пожрано или задушено огнем. Пожарные были бессильны его остановить, так как вода во всех колодцах замерзла, даже ручьи заледенели. Сильный ветер за какие-то секунды всей своей мощью раздул огромное пламя, которое тут же сбивалось лавиной снегопада. По словам художника, это было грандиозное зарево, которое они все наблюдали. Правда, отсюда, из гостиницы, ничего не было видно. Отсюда вообще ничего не видать. Яма есть яма. «Страшный был огонь. Из Венга прибыла пожарная команда. Вы не слышали, как она подъезжала?» Я не слышал. «В гостинице никто ничего не слышал. Она прямо-таки непроницаема. Всё обходит ее стороной. А там кругом сухое дерево, сено, представляете, огромный полыхающий куб, который вдруг разом разваливается на части. Шланги без воды, пожарное начальство — в полной растерянности, команда раскатывает шланги, а воды нет… Откуда ей взяться? Уму непостижимо, но люди ничего не могли поделать. А каково было зрелище, когда обрушились стропила! Да еще в разгар вьюги! Однажды я видел такое в одной баварской деревне, я вышел на улицу и за снежной завесой ничего не мог разглядеть, только бы, думаю, не задохнуться, и тут вокруг моей головы закрутились искры, их становилось всё больше, на меня сыпались не только белые, но и красные хлопья, и с такой же густотой. И я побежал, я бежал и бежал в том направлении, откуда, как мне казалось, валили красные хлопья… Слева на холме я сквозь пелену снегопада увидел пламя, горела стропильная ферма. Взгляд упирался в какой-то пылающий горизонт, я побежал ему навстречу. Может быть, я и думал о спасении, но меня захватило игровое действо, чтобы в ушах гудело и пятки обжигало! Как потом выяснилось, я первым обнаружил пожар. Меня обдавало валами жара. Еще за сотню шагов я услышал звяканье, скрип, треск, крики, тут забегали какие-то люди, они то появлялись, то исчезали из огня и за огнем. Потрудитесь себе представить, время было уже позднее. Люди повскакивали с постелей и забегали в нижнем белье по снегу, это были живые факелы, они бросались в снег, кругом просто шипело, будто свечи в снег тычут, вы только подумайте, и тут рухнула крыша. Сначала она даже вроде бы приподнялась, чтобы с чудовищным треском разломиться на части. В этот шум вливался рев скотины, которая не могла вырваться наружу, так как от неимоверного вертикального давления перекосило и заклинило двери и ворота. Всё это разыгралось в очень короткое время, за какие-то двадцать минут пожар сделал свое дело. Пожарные хоть и не побоялись сунуться в огонь, людей они вытаскивали уже полумертвыми или мертвыми. Чисто случайно, из-за того, что я припозднился с возвращением домой, я и стал свидетелем пожара. Из дома, в котором я жил, я ничего бы не увидел, он, как и эта гостиница, стоял в низине. Как потом узнали, в огне задохнулись хозяин и его жена. И еще три-четыре человека из числа работников. Несколько батраков с сильными ожогами попали в больницу и вынуждены были пролежать там целые месяцы, а один, как я разузнал, провел годы. Разумеется, это были уже загубленные жизни. Как только сюда влетел живодер, я сразу же вспомнил тот пожар, его мне уже никогда не забыть. Тогда, как и сейчас, пошли разговоры о поджоге. Нынче тоже бедный люд потянулся на пепелище, чтобы набить свои мешки кусками горелой свинины и говядины и спекшимися тушками птицы. Тут же, на месте, еще и забивают скот, которому не выжить. Да будет вам известно, паленую скотину может присвоить каждый. Берут всё, что попадет под руку. Есть люди, которые только и ждут, когда случится пожар, и тут же отправляются за поживой, некоторые даже на машинах, чтобы хапнуть побольше. На место прибывают с мясницкими топорами, с ломиками и тесаками и крошат всё подряд. Необычайный это спектакль, пожар! Пожар — чудовищный спектакль!» В десять часов я всё еще сидел в зальчике, поскольку живодер никак не мог наговориться, он всё снова начинал рассказывать про пожар и при этом всё время пропускал взятки, которые мог бы брать, так как у него на руках были король и туз. Пришел инженер, вернувшийся с танцулек, и тут выяснилось, что причина пожара — поджог. Уже прямо на месте начались допросы. Задействована группа полицейских и судейских, которые не собираются прерывать работу даже ночью. Крупная сумма страховки, вступившей в силу всего-то со вчерашнего дня, — можно сказать, неопровержимое доказательство, что усадьбу поджег сам хозяин.