Ступая за Край

Горячая рука его прижала к себе хрупкое женское тело, и Аралан задохнулся от близости такой, от мягкости груди под слоями шёлка, что вжата в обнажённую грудь мужчины. Другая сдвинула ненужные слои шёлка и оставила горячий след от руки, которая пылала от желания, на внешней стороне бедра, гладкого, прохладного, и прошлась по внутренней стороне, от колена до самого слияния бёдер, до самой нежной, самой гладкой и желанной поверхности…

Эльиинг некуда было бежать, она не могла даже пошевелиться, одна рука мужа и колено крепко фиксировали Эльиинг, другая выводила тонкую замысловатую вязь на бёдрах её и животе.

Аралан задыхался от собственного желания, от аромата благовония, что пользуется жена его — сладкого и свежего, подобно весеннему ветру, от мягкости её податливого тела и груди. От дыхания рядом, от практически невесомости Эльиинг, которую он поднял, прижимая к себе, утопая в собственной похоти.

— Эльиинг, — его движения уже не были изучающими, он брал, то, что принадлежит ему по праву.

Его руки стали требовательными, они сжали ягодицы жены, изучая пальцами всё, до чего хотел и теперь уже мог дотронуться. Имел на это все права, пред всеми богами, людьми, друзьями и врагами. Он держал Эльиинг на весу, вжимая в дверь спиной и вдавливаясь ноющим пахом ей в живот.

Было так просто — взять. Необходимо — взять.

— Эльиинг, я… приказываю тебе, повелеваю… Ты необходима мне, сейчас. — Говорил куда-то в шею, рядом с маленьким ушком, там, где аромат благовония концентрированный, удушающий властью своей. — Повелеваю отдать тело своё, как требует того закон и я, муж твой…

Но он услышал «нет». Тихое. Безвольное. Безнадёжное — «нет».

Хотел поднять руку к шее и переломить её, одного небольшого сжатия хватило бы этой тонкой белой шее… но опустил жену свою на ноги, оправил халат её, словно и не был он смятым от рук его и тела, закрепил гребни, что держат мантилью, механически, всё ещё задыхаясь в угаре собственного желания и похоти.

— Идите в свои покои, Царевна Эльиинг.

Она смотрела насторожено за действиями мужа своего, не понимая его и не принимая.

Не принимая!

Что бы он ни делал, ни говорил, как бы ни поступал — не принимая.

— Моя жена, Царевна, никогда не нарушит закон, вольно или невольно, она никогда не понесёт наказания, даже самого лёгкого, никто не посмеет даже в мыслях своих допустить, что Царевна Эльиинг преступает закон Дальних Земель и Главной Богини, пусть это всего лишь путь от покоев мужа её до своих покоев. — С этими словами Наследник распахнул дверь и отступил на шаг, пропуская жену свою, что уходила из покоев его и выглядела так, как и должно Царевне Дальних Земель и жене мужа своего.

Лёгкий шорох отвлёк Наследника, покои должны были быть пусты. Когда туда вошла Царевна, все рабыни должны были покинуть их, но одна рабыня, совсем юная, ещё нескладная от молодости своей, замешкалась и стала невольной свидетельницей того, как Наследнику отказали в праве его.

Он повелевал, и ему отказали. Жена. Царевна Эльиинг.

Было ли в истории Дальних Земель, чтобы жена отказывала мужу своему в законном праве его? Отказала и не понесла наказания?

Медленно перевёл взгляд свой Аралан с рабыни на нож, что лежал на столе, взял его и плавно подошёл к девушке, присел и провёл по горлу её, смотря, как проступает кровь…

— Если ты скажешь, хотя бы слово из того, что видела здесь, я отрежу тебе язык вместе с головой, ты понимаешь меня, девочка? — Рабыня кивала и смотрела огромными от ужаса глазами. — С этого дня ты будешь находиться здесь неотлучно, чтобы я лично мог проследить за тобой.

Он резко встал. Боль в паху ещё отдавалась эхом и злой памятью. Злостью. И зыбким, как пески, отчаянием. Опустился на ложе своё и через время подозвал жестом рабыню.

— Передай страже, что я желаю видеть Наилью, наложницу мою, или любую другую. Выполняй.

— Да, мой господин.

Рабыня быстро проговорила приказание стражникам, один из которых тут же направился в сторону, где живут наложницы Наследника Аралана, а рабыня села в углу, стирая с шеи кровь, как напоминание того, что будет с ней, если она скажет хоть слово.

Аралан задыхался во дворце отца своего, душными казались покои его и просторные залы, удушающим свет свечей и роскошь мозаик на стенах и полу. Мысли его блуждали, глаза смотрели в одну точку, пока руки держали пергаменты с бессмысленным набором букв и фраз.

— Сын мой, мысли твои далеко, а дух встревожен… этот договор может закрепить любой из сановников твоих. Уже многие зимы не меняется он со стороны Дальних Земель и со стороны Теренсии, нет нужды сейчас тебе обсуждать его или вникать в те небольшие изменения по делам торговым, что внесла я…

— Теренсии?

— Аралан, болезнь терзает дух твой и тело? — Горотеон посмотрел на сына.

Мало, что выражало лицо Наследника, взгляд его был пуст, словно жизнь, что всегда била, иногда излишне импульсивно, покинула Наследника.

— Отец, я позже прочитаю всё, что указано… — Аралан растерянно посмотрел на бумаги.

— В этом нет нужды, сын мой.