Ступая за Край

— Как же мне жить, Меаглор? Как я могу жить, если все они приняли страшную участь свою по моей вине! Всему виной я и глупость моя!

— У каждого своя судьба, Эимит и каждый вправе выбрать её или обойти.

— Вправе ли? Возможно ли это? Когда я увидела, что случилось с поселением, что воины Наследника уводят мать мою и отца, когда увидела, как много крови и слёз принесли они, я не хотела жить! И я хотела упасть со скалы прямо в пропасть, настолько невыносимо было мне смотреть на это и знать, что всему виной я, и я пошла к вершине Края, ты знаешь, я бы дошла! Но увидела тебя, прямо поперёк дороги моей, и кровь… так много крови, но ты был жив, дышал и хрипел, как зверь. Я мало что могу, но знала, где сестра твоя, и… она бы не справилась сама, и я это понимала, сил у женщины мало, даже если разум её светел. И теперь я живу, но для чего?! И каждую ночь я вижу их всех, всех умерших и живых, и все они обвиняют меня! Должна ли я дойти до той вершины или остаться помогать Биоввене? Если ты не окрепнешь достаточно, чтобы спуститься по ту сторону гор, придётся провести сезон буранов здесь, в этом лесу, и Биоввене понадобятся лишние руки, могу я не многое, но всё же это помощь. Скажи, как мне решить это, если я настолько глупа?! Как мне обойти судьбу свою или выбрать?

— Всё перемешалась в твоей голове, маленькая Эимит. Жители поселения, в котором жили мы — мятежники, мало, кто не ведал этого, лишь малые неразумные дети, некоторые юные девушки, и те, кто случайно появлялся в поселении… Мятежников ждёт либо победа в борьбе их, либо смерть. И не маленькой глупой девчонке противостоять судьбе их.

Наследник Аралан всё равно бы зашёл в поселение, и суд его был бы так же жесток, не оставил бы он в живых не младенцев, не стариков. Если бы это не случилось сейчас, с Наследником Араланом, то пришёл бы его Наследник. Твои действия лишь ускорили судьбу, но и они же дали время спасённым уйти, убежать из поселения. Не всем, но они есть, я вижу это, знаю. Мать твоя всегда хотела лучшей доли для тебя и, умирая, не представляла тебя мёртвой на дне ущелья… Много дел у тебя на земле этой, не надо торопить смерть свою и мою.

— Твою смерть? Разве ты можешь умереть? Но Биоввена говорит — силы возвращаются телу твоему! — в глазах Эимит блеснул страх.

— Глупая маленькая Эимит, разве смогу я жить, зная, что тебя нет на земле этой?

— Но я же даже никогда не была с тобой, не была твоей, не выбирала тебя, я…

— Если ты жива, неважно, где ты живёшь и с кем, стала ты чужой женой или возлюбленной, осталась одна, счастлива ли в выборе своём или ошибаешься, я могу жить тоже. Где ты и с кем ты — неважно сердцу моему, кто ты — неважно. Царевна или поселенка, дочь кузнеца или жрица в храме Главной Богини, я могу жить, только пока ты жива, и я не могу не любить тебя.

— Как же ты можешь любить меня, глупую? Никто не любил меня, все только смеялись, говорили лишь, что я красива, даже Гелан смеялся надо мной, и отец смеялся, говоря, что никак не думал, что из такого смышлёного ребёнка вырастет столь глупая дочь.

— На самом деле все любили тебя и любят. И смеялись, тоже любя… Даже Гелан умер бы за тебя, если бы ему пришлось.

— Но разве можно простить поступок мой…

— Что я говорил тебе, маленькая Эимит, когда велел обойти дома в поселении нашем?

— Уходи сама Эимит, уходи и не говори никому, что случилось.

— Ты не так и глупа, раз запомнила это. Не говори никому, что случилось, и я не скажу.

— С этим сложно жить, Меаглор.

— Каждый несёт свою ношу… эта — твоя.

Солнце клонилось к закату и пробивалось лучами сквозь маленькое окошко хижины, затерянной в лесах среди гор.

К Меаглору возвращались силы, он мог уйти на половину дня и вернуться после того, как солнце покинет свой зенит, но не чувствовать сильной усталости. Не мог он идти быстро, и часто останавливался шаг его, рука его левая ещё плохо работала, и не было былой силы в ней, когда Меаглор свободно владел мечом, как правой, так и левой рукой, но больше не висела она плетью вдоль тела. Раны на теле заживали быстро, а боль и вовсе не беспокоила воина, лишь некоторыми ночами, но когда глаза его видели пряди цветы мёда, боль проходила, будто скрывалось волшебное зелье в свете их.

Эимит спала на покрывале, волосы её, ещё влажные после озера, были раскиданы, нижнее платье обнимала тело, как руки любовника, лицо же девушки было безмятежным и спокойным, каким редко бывает у неё. Слёзы всё реже появлялись в глаза её, но печаль, казалось, навсегда поселилась в облике её.

Меаглор стряхнул с волос влагу реки и устало сел рядом, на то же ложе, где спала Эимит, усталость сморила его, глаза закрывались, но сон не шёл. Слишком яркий цвет мёда, слишком сильный медовый запах витал в хижине и не давал покоя Меаглору.

Он перевернулся на бок и посмотрел на Эимит. Пальцы его убрали пряди цвета мёда с лица её и губ, задержавшись там, у влажного глубокого дыхания, пока губы не накрыли её губы в лёгком поцелуе, почти не чувствуя его. Меаглор закрыл глаза, открыв же столкнулся со взглядом Эимит.

— Будь со мной, маленькая Эимит, ведь на меня смотрят глаза твои.