Ступа с навигатором

Мы переместились в комнату, сели за стол, Илья посмотрел на Дегтярева…

Глаза психиатра стали круглыми.

– ….! – произнес Никита.

Я повернула голову, глянула на Александра Михайловича…

Имея филологическое образование и диплом преподавателя французского языка, Дашенька знает нецензурные выражения не только на русском, французском, но и немецком жаргоне. Дойч я тоже выучила в вузе. Надо отметить, что европейские ругательства скучные, неинтересные. А вот наш русский мат звучит как песня, словосочетаний в нем масса. Правда, я никогда не использую нецензурную лексику, но и не делаю замечания тем, кто ее употребляет. Но сейчас из моего рта едва не выпала интересная вербальная конструкция, Дашенька с трудом успела удержать ее на кончике языка. А вы бы как поступили, узрев то, что увидела я?

Глава десятая

Александр Михайлович по-прежнему восседал в центре стола. Выглядел полковник обычно, но в его облике имелась одна небольшая деталь, узрев которую госпожа Васильева с трудом сохранила душевное равновесие и припомнила особые выражансы.

Дегтярев сидел с открытым ртом. Что тут удивительного? Да ничего, кабы не одна деталька!

На короткое время наступила тишина, первой ожила Марина, она бросилась к мужу:

– Ты засунул в себя целиком яблоко?

Полковник кивнул.

Я стряхнула оцепенение.

– Как тебе это удалось?

Александр Михайлович пожал плечами.

– Ой, он же не может говорить! – осенило Никиту. – Дайте бумагу и ручку.

Нина в одно мгновение принесла необходимое. Полковник схватил стило и быстро начал писать.

«Рот не захлопывается».

– Конечно, там фрукт, – объяснил Феликс.

«Выньте яблоко!»

– Можешь его выплюнуть? – осведомилась я.

«Гениальный вопрос. Почему сижу с разинутой пастью?»

– Потому что решил пройти глупый тест, – сообщила я вслух правду.

– Это научная разработка, – обиделся Илья, – ее действие построено на отрицании действия. Ни один нормальный человек не станет запихивать в себя плод размером с кулак! И каждая психически адекватная личность спросит себя: коим образом челюсти связаны с умом? Вот вам и ответ! Тот, у кого мозга нет, начнет выполнять задание. Ваш Дегтярев не может считаться здоровым! И он единственный за пятнадцать лет существования теста сумел запихнуть в себя яблоко целиком. Попытки имелись, но успеха достиг только полковник.

«Выньте его», – немедленно отреагировал толстяк.

– Саша, не нервничай, – начал успокаивать друга Феликс, – сейчас возьму нож, аккуратно отрежу кусок фрукта, и нет проблем.

– Яблоко не разделить на части. Оно пластмассовое, – тихо возразил Илья.

Полковник закивал.

– А-а-а, – протянул Маневин, – это меняет ситуацию.

– Пустяковое дело, – засмеялся Гарик, – берем зажигалку, подогреваем фигню, она расплавляется…

Полковник замотал головой, замахал руками, потом написал заглавными буквами: «НЕТ!!!»

– Не нервничайте, – сладким голосом пропел Розов, – безвыходных ситуаций не бывает. Есть люди, которые не видят выход. Надо чихнуть!

Полковник схватился за ручку.

«Зачем?»

– Если чихать с открытым ртом, то все, что в нем лежит, всегда вываливается, – сообщил Никита, – начинайте!

Полковник поерзал на стуле.

«Не получится».

– Давайте не тормозите, – наседал специалист по финикам.

Теперь на бумаге появилось: «Не могу».

Гарик скривился.

– Марина! Зачем тебе мужик, который даже чихнуть не способен?

– Масло! – закричала Нина. – Пусть Александр Михайлович наберет в рот…

– Не сумеет, – остановил домработницу Илья, – шар плотно сидит. Разве что взять шприц, аккуратно отодвинуть щеку…

Дегтярев вцепился в ручку.

«Нет! Вы мне язык проткнете».

– Саша, иголку не наденем, – объяснил Феликс.

«Нет! Из-за вас лишусь речи».

– Можно использовать клизму, – осенило моего профессора, – у нее кончик мягкий, Нина у нас…

– Есть, есть, есть, – заликовала помощница по хозяйству и умчалась.

– Масло надо брать вазелиновое, – объяснил Илья.

«Нет! Хочу оливковое», – сообщил полковник.

– Оно не такое скользкое, – решил поспорить Войлоковский, – может не сработать.

«Нет! Оливковое! Настоящее! Итальянское! – потребовал Александр Михайлович и прибавил: – В России ни оливки, ни маслины не растут».

В комнату вбежала запыхавшаяся Нина, она держала большой резиновый мешок, от которого тянулся шланг. На его конце имелся пластмассовый наконечник.

– Вот!

– Это что? – захихикал подкидыш.

– Клизма! – сообщила Нина.

«Не хочу такую», – занервничал Дегтярев.

– Кружка Эсмарха великовата, – отметил Илья, – но может подойти. Только масла потребуется много.

– Нет проблем, – кивнула я, – у нас в кладовой есть запас.

«Нет, нет, нет, – написал полковник, – не хочу, чтобы в меня лили что-то с помощью кружки, который пользовался Эсмарх. Никогда. Нет».

– Эсмарх тем, что принесла Нина, пользоваться не мог, – тоном воспитательницы, которая беседует с капризным трехлеткой, произнес Маневин, – Фридрих Эсмарх скончался в тысяча девятьсот восьмом году. И он…

Дегтярев застучал ладонью по столу, потом на бумаге появилось новое «эссе».

«Нет! Нет! Нет! Ни за что не позволю запихивать мне в рот эту штуку. Ей больше ста лет! Выкиньте ее!»

– Она новая, – воскликнула Нина, – недавно из аптеки.