Студенты. Книга 2

День и ночь об этих ценностях трубят все правительства стран на встречах в формате «семерки», «восьмерки», «двадцатки»… Но тем не менее до сих пор льется кровь на Ближнем и Среднем Востоке, а в центре древнейшей цивилизации, старой Европе, разбомбили цветущую страну — Югославию. Там, видите ли, нарушались права человека. Теперь уже не нарушаются, некому нарушать. Нет больше Югославии, мелкие враждующие друг с другом страны-карлики, лишенные, по сути, самостоятельности и живущие на подачки Запада, никому уже не интересны. Геополитическая задача решена: инакомыслие в центре Европы ликвидировано.

Что же это напоминает? Ну конечно же — Средневековье. В нем столкновение одной культуры с другой было неизбежным. Мусульманская культура, более молодая и амбициозная, набирала силу, а христианская, как казалось приверженцам Магомета, тормозила продвижение человечества вперед. То же, похоже, происходило и два тысячелетия ранее, когда зарождающееся христианство столкнулось в идеологической схватке с древним иудаизмом и многобожием Древнего Рима. Многобожие, как и иудаизм, на многие века ушло в подполье, а в результате появилась конкурирующая религия — христианство.

А буддизм? Что делать с этой религией, стремительно набирающей силу и вес в мировой культуре? В странах, где он исповедуется, проживает одна треть человечества. Китай сегодня лидер в промышленном развитии. Везде кризис экономический, политический, финансовый, только не в этой стране. Почему? Ответ очевиден — буддийская культура более практична, близка и понятна людям, и не только верующим. Будда близок к человеку в своей божественности: человек и бог практически равны, они не рабы, они защитники, ценители и ревнители веры. Буддийские храмы стали островками сплочения и открытости человека. Красный Китай оттого и «красный», что буддизм ничем не расходится с идеологией коммунизма: ни в малом, ни в большом. Мудрый Конфуций много веков назад предрек расцвет Восточного Дракона — когда тот окрасится в красный цвет. И Савве Николаевичу, много раз бывавшему в этой стране, стало давно понятно, что так и будет.

Но значит ли это, что нас впереди ждет конец христианства, а буддизм столкнется в кровавой схватке с мусульманской культурой? Вряд ли! Они наверняка договорятся, и для этого у них больше оснований, чем у католических и православных христиан, воюющих друг с другом веками. Эти любят себя, свою власть. Приверженцы же буддизма и мусульмане считают, что Будда или Аллах находятся в них самих. В этом принципиальное различие современных путей развития мировых культур. Никто и ничто не спасет Запад от развала, и прежде всего духовного. Он уже идет и разит всех наповал. К концу двадцатого века той Европы, которую мы знали, уже не существует, и Америки той, которой мы поклонялись, тоже нет.

— А что же будет? — Савва Николаевич задумался. — Новое средневековье? Черт возьми, глюки, кажется, а не мысли нормального человека. Наверное, это у меня от лекарств, которыми пропитан весь мозг. Вот еще одна заморочка современности: одно лечим, другое калечим. Во всем должна быть мера.

Но судьи кто? По идее должно быть государство! Но чиновничество, подвластное золотому тельцу, на все смотрит сквозь пальцы. Кто-то пытается уничтожить коррупцию простым поднятием зарплаты. Мол, милиционер, получающий десять тысяч рублей, никогда не будет честным, так как ему нужно выжить, семью кормить, себе родному и любимому, чем-то горло смочить. И это на десять тысяч? Но если дать ему сто тысяч, что тогда меньше будут брать взятки? Не тут-то было! Мировой опыт показал, что, чем круче зарплата чиновников, тем выше риск потерять место, а значит, и размер взятки должен компенсировать этот риск. Понятное дело, рядовой милиционер не возьмет теперь сто рублей, как раньше. Однако тысячу возьмет, а если десять предложить — отдаст свое табельное оружие. Но не все же такие? Есть честные, бескорыстные менты. Они были, есть и будут. Да, были, но вряд ли в нынешнее время будут.

— Почему? — задал себе вопрос Савва Николаевич.

Нет мотивации! В «старое» время служба в милиции считалась символом государственной причастности, и деньги по большому счету особого значения не имели. Сейчас же, что мент, что военный — как бы фигуры людей-неудачников, но при власти. А значит, используют они ее на всю катушку. Другой-то работы вообще нет. Не может государство долго прожить, если его структуры заинтересованы в личном обогащении больше, чем в службе Отечеству. Создается впечатление, что кругом одни воры и взяточники. Нет, они не говорят об этом, скорее совсем наоборот, уверяют граждан в бескорыстном служении отечеству. Но откуда у госслужащих, людей, отработавших один всего срок, да что срок — один год при большой должности, вдруг образуется состояние, которого хватит на безбедную жизнь до конца дней своих.

Из этих невеселых и одолевающих его в последнее время мыслей Савву Николаевича вывела дежурная медсестричка:

— Савва Николаевич, — она осторожно пошевелила пациента за плечо, — к вам пришли.

— Что? — не понял Савва Николаевич.