Студенты. Книга 1

Женька так привык к своей работе, что без дежурства чувствовал себя уже не в своей тарелке: начинал тосковать по одиночеству, по сосисочной на углу Суворовского проспекта, куда он ходил отобедать, перелезая через забор. Внешняя охрана, скорее всего, видела шалости дежурного студента, но смотрела на это сквозь пальцы — живой же человек.

В общем, Савва ушёл, а Женька остался и досидел на этом тёплом месте до окончания института. Савва же нашёл наконец то, что давно искал. Студент шестого курса Венька Ершов как-то за готовкой на студенческой кухне, где обычно студенты жарили картошку на маргарине, спросил:

— Как у тебя с халтурой?

— Пока никак. В свободном полёте, — ответил мрачно Савва.

— Тогда у меня предложение. Я бросаю свою работу фельдшером на «Скорой». Приходи на моё место.

— А ты чего уходишь? — не поверил Савва.

— Да женюсь. Условие у её родителей одно, чтобы никаких дежурств по ночам. Так что хочешь — не хочешь, от меня не зависит. Жаль, но уходить приходится…

— Когда прийти?

— Да давай завтра и приходи. Познакомлю с главным, старшим по бригаде. Если им понравишься — примут, я буду тебя рекомендовать.

Савва от неожиданности даже подпрыгнул:

— Говори точно, когда подходить и куда.

— Так… Давай подумаем. Чтобы все на своих местах были… — Венька что-то про себя просчитал и выдал. — Так, значит, завтра к четырём на Ивашенцова.

— А где это?

— Да около Боткинской больницы. Кинотеатр «Смена» знаешь где?

— Ну…

— Так вот, справа небольшая улочка прямо к Боткинской больнице, это и будет Ивашенцова. Пойдёшь по ней и справа двухэтажное здание увидишь. Это и есть станция «Скорой помощи». Она называется «Отдел госпитализации инфекционных больных». Но дежурство идет как на обычной «Скорой» — и на травмы, и на аварии выезжаем. В общем, не скучная работа.

— А как платят? — спросил Савва скорее по инерции, чем действительно от интереса.

— Я в месяц заколачивал по сто, сто двадцать рублей без напряга. Пять, шесть дежурств, пару двойных или сутки в воскресенье — и гуляй, Вася! Ни за что бы не ушёл, если бы не женитьба.

Венька с сожалением на лице взял сковородку и пошёл в свою комнату. Савва даже не стал дожидаться, когда пожарится его картошка, сразу кинул туда кусок маргарина и со шкворчащей картошкой побежал вслед за Венькой, но в свою комнату.

— Ура! Ура! Ура! — кричал Савва по дороге, держа перед собой горячую сковороду.

Студенты шарахались от него в стороны, как от сумасшедшего.

— Савва! Ты что, тронулся? — крикнул ему вслед кто-то из знакомых.

Савва только махнул рукой, мол, ладно, не цепляйтесь. С таким видом он и вбежал в свою комнату:

— Ребята! Я работу нашёл!

— Где? — лениво спросил Женька, по привычке лёжа на койке.

— Угадай!

Женька так же лениво продолжил:

— Не иначе, как снова дворником.

— А вот и нет!

Савва бросил сковороду с картошкой на стол так, что часть её высыпалась через край.

— Я буду работать на «Скорой»!

Женька даже привстал с кровати:

— Шутишь?

— Нисколько! Мне Венька-шестикурсник только что пообещал устроить на своё место.

— А сам? — недоуменно спросил Женька.

— Он женится на ленинградке и работать больше не может.

— Вот везёт же людям! — не то в адрес Саввы, не то в адрес Веньки отозвался обычно молчаливый Рифат, их однокурсник из Татарии.

Венька был земляком Саввы и Женьки и потому питал к ним особые симпатии. Но он также был известен всей общаге своей склонностью к розыгрышам и разным мистификациям.

Как-то раз в День смеха первого апреля он, переодевшись в форму военизированного пожарного, стал ходить по комнатам, где проживали студенты, и брать с них штрафы за нарушения пожарной безопасности. Поводов для штрафа находилось множество: включённый обогреватель, электроплитка с открытой спиралью, просто утюг, стоящий на шкафу. За всё Венька налагал штраф от трех рублей и выше. Слух о пожарном дошёл до коменданта. Тот сначала испугался:

— Как? Кто? Без моего ведома?!

— Не знаем, Никодим Митрофанович, — галдели студенты первокурсники. — Ходит по этажам какой-то мужик в форме и всех штрафует.

Когда Веньку застали за очередным выписыванием штрафа, тот превратил всё в первоапрельскую шутку. Никто не знает, что уж там наговорил ему комендант, оставшись с Венькой один на один, но собранные деньги Венька раздал в тот же вечер всем «оштрафованным».

— Ну, Венька и соврёт — недорого возьмёт, — заметил между прочим всё тот же Рифат.

— А чего ему врать-то, если завтра встречу на «Скорой» назначил.

— Ну, назначить-то назначил, а придёшь — шутка. У него это очень запросто! — съязвил сидящий за конспектом Василий, новый человек в их комнате, шестикурсник, поселившийся на место Паши Закаминского. — Я его знаю, он уж не первый раз такие штучки выкидывает. От них весь цикл устал.

— Да нет… Он на полном серьёзе сказал… Чтобы обязательно завтра и ровно в шестнадцать там быть. Чего ему меня обманывать?

— Да на таких, как ты, ему самое то отыграться. Шутник он и есть шутник, это пожизненно, — всё также неприязненно выговаривал Василий-шестикурсник. — Вот посмотришь, завтра его там не будет. Попомни моё слово.

И Василий снова уткнулся в книги.