Сцены из рыцарских времён

Франц! рыцари хотят послушать твоих песен, коли страх не отшиб у тебя памяти, а голос ещё не пропал.

Франц.

Чего мне бояться? Пожалуй, я вам спою песню моего сочинения. Голос мои не задрожит, и язык не отнялся.

Ротенфельд.

Посмотрим, посмотрим. Ну — начинай…

Франц(поёт).

Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.

Он имел одно виденье,
Непостижное уму,
И глубоко впечатленье
В сердце врезалось ему.

С той поры, сгорев душою,
Он на женщин не смотрел,
Он до гроба ни с одною.
Молвить слова не хотел.

Он себе на шею чётки
Вместо шарфа навязал,
И с лица стальной решётки
Ни пред кем не подымал.

Полон чистою любовью,
Верен сладостной мечте,
А. М. Б. своею кровью
Начертал он на щите.

И в пустынях Палестины,
Между тем как по скалам
Мчались в битву паладины
Именуя громко дам,—

Lumen coeli, sancta rosa![1]
Восклицал он, дик и рьян,
И как гром его угроза
Поражала мусульман.

Возвратись в свой замок дальный,
Жил он строго заключён;
Всё безмолвный, всё печальный,
Как безумец умер он.

(Восклицанья.)

Рыцари.

Славная песня; да она слишком заунывна. Нет ли чего повеселее?

Франц.

Извольте, есть и повеселее.

Ротенфельд.

Люблю за то, что не унывает! — Вот тебе кубок вина.

Франц.

Ворошился ночью мельник… Жёнка! что за сапоги? Ах ты, пьяница, бездельник! Где ты видишь сапоги? Иль мутит тебя лукавый? Это вёдра. Вёдра? право? — Вот уж сорок лет живу, Ни во сне, ни наяву Не видал до этих пор Я на вёдрах [медных] шпор.

Рыцари.

Славная песня! прекрасная песня! — ай-да миннезингер!

Ротенфельд.

А всё-таки ‹я› тебя повешу.

Рыцари.

Конечно — песня песнию, а верёвка верёвкой. Одно другому не мешает.

Клотильда.

Господа рыцари! я имею просьбу до вас — обещайтесь не отказать.

Рыцарь.

Что изволите приказать?

Другой.

Мы готовы во всём повиноваться.

Клотильда.

Нельзя ‹ли› помиловать этого бедного человека?.. он уже довольно наказан и раной и страхом виселицы.

Ротенфельд.

Помиловать его!.. Да вы не знаете подлого народа. Если не пугнуть их порядком да пощадить их предводителя, то они завтра же взбунтуются опять…

Клотильда.

Нет, я ручаюсь за Франца. Франц! не правда ли, что, если тебя помилуют, то уже более бунтовать не станешь?

Франц(в чрезвычайном смущении).

Сударыня… Сударыня…

Рыцарь.

Ну, Ротенфельд… что дама требует, в том рыцарь не может отказать. Надобно его помиловать.

Рыцари.

Надобно его помиловать.

Ротенфельд.

Так и быть: мы его не повесим — но запрём его в тюрьму, и даю моё честное слово, что он до тех пор из неё не выйдет, пока стены замка моего не подымутся на воздух и не разлетятся.

Рыцари.

Быть так…

Клотильда.

Однако…

Ротенфельд.

Сударыня, я дал честное слово.

Франц.

Как, вечное заключение! Да по мне лучше умереть.

Ротенфельд.

Твоего мнения не спрашивают — отведите его в башню…

(Франца уводят.)

Франц.

Однако ж я ей обязан жизнию!..