Сценарист

– Конечно-конечно, про женщину в окне – это он вас спародировал, – поддакнул Михаил.

– Мой друг, – добавил также и я, – а ведь мы рассчитывали на правду.

– А я и говорю правду, – осклабился Собакевич. – Я стоял и смотрел, как она на меня смотрит, и…

– …В минуты, как эта, мне хочется уколоть его своей шпилькой! – сказала Маргарита, и досадливо поморщилась. – В общем, я выхожу из игры. Если хотите, рассказывайте дальше сами.

– Ну же, Маргарита Николавна! – воскликнули все, включая бармена. – Просим! Продолжите вашу повесть!

Маргарита оставалась непреклонна.

– Пусть кто-нибудь другой продолжает, – отрезала она. – Если не боится, что все обсмеет и испортит вот этот тип, – и ткнула Собакевича в бок. – Ну же? – Она обвела нас взглядом. – Кто смелый?

Михаил открыл было рот, но Маргарита остановила его движением руки: «Вас это не касается, мой друг. Вы сами давеча признались, что не обладаете даром быть интересным».

Михаил сник.

– Остаются бармен, Катамаранов и Йорик, – продолжала Маргарита. – Однако бармен, в отличие от нас, на работе, и было бы несправедливо обременять его дополнительно. Стало быть, – Катамаранов и Йорик.

Я чувствовал, что все ждут истории именно от Катамаранова. К тому же и Маргарита назвала его первым, а она ничего не делала просто так. Конечно, Катамаранов с самого своего появления в баре зарекомендовал себя как более серьезный и рассудительный человек, и уж наверное должен был быть лучшим рассказчиком.

С одной стороны, мне было досадно. С другой – я понял внезапно, на сколько скучна моя собственная жизнь. Еще секунду назад мне казалось, что мне есть о чем поведать этим людям, но стоило обернуться и окинуть мысленным взором свое прошлое, как в нем открылась сияющая пустота, где проносились, подобно былинкам, гонимым ветром, лишь никчемные жизненные мелочи.

«Не может быть, чтобы жизнь моя была настолько пуста, – рефлексировал я. – Не может быть, чтобы я на столько ничего не представлял из себя, чтобы всегда довольствоваться вторыми ролями!»

Злость охватила меня внезапно, и решимостью исполнилось сердце, и тут – из сияющей пустоты встало размытым пятном и приблизилось, принимая все более отчетливые очертания то, о чем, – я понял это, – я непременно должен рассказать именно здесь и сейчас этим почти незнакомым людям – в виде искупления, которое, если и возможно, должно было свершиться именно теперь, и…

– …Хорошо, господа, – выдохнул я. – Я расскажу.

Общество, как и тогда, когда говорила Маргарита, с интересом подалось ко мне и, волнуясь, я начал.

***

Дело это давнишнее и я, признаться, уж забыл, о нем, но… словом, лучше я сразу начну, без предисловий, чтобы не передумать и рассказать все, как есть, ничего не утаив.

В то время я был старшеклассником. Нас собрали… время было такое… словом, нас повезли в колхоз на уборку картофеля.

– Я тоже бы в стройотряде, – признался Собакевич.

– Вы свое отговорили, – не глядя на него ответила Маргарита. – Поэтому сидите тихонько и слушайте.

Собакевич с независимым видом замолчал, и я продолжил.

Нас, несколько классов, привезли на автобусах и выгрузили у какого-то забора, за которым были постройки барачного типа – вероятно, склады, – и тянулась проволока, вдоль которой бегала на цепи собака.

Весь день мы склонялись над бороздами. Рядом ползли грузовики, которые мы наполняли картофелем. В кузове каждого из них стояло по два ученика; они принимали полные ведра, а обратно бросали пустые.

То были, конечно, отпетые школьные хулиганы; ведь оказаться на борту настоящей сельской машины мечтал каждый, но только самые сильные и жестокие могли отстоять это право.

Почетная эта должность дополнялось и еще одним приятным развлечением: мы все, кто были внизу, были отличной мишенью. Выбирая картофель из борозды, нужно было держать ухо востро и не выпускать машины из виду, и все же время от времени то один, то другой из нас охал и тер ушибленную спину. Преподавателей не было поблизости. Они остались на краю поля любоваться осенне-сельскими видами, поэтому чувствовали себя хулиганы весьма фривольно.

Так, под картофельным обстрелом, в тяжелом и непривычном для нас, городских, физическом труде, тянулся день.

Негреющее осеннее солнце висело в выцветшем небе. Какие-то птицы носились над полями с жалобным писком, и грузовики ползли…

Вечером, уставшие, мы возвращались. Автобусы ждали все там же, у забора. Флегматичный водитель лениво покуривал. Классный руководитель о чем-то говорила с директором колхоза.

Натруженные руки болели. Ныли спины. Ноги отказывались идти. Зато у каждого была с собой сумка с картофелем, – подарок колхоза…

– …Вам подарили сумки? – послышался голос Собакевича.

– Сумки мы взяли из дома, – ответил я, не сразу уловив насмешку. – Колхоз подарил нам картошку. В те времена такой дар был подспорьем для каждой семьи.