Что касается диска с фильмом, он до сих пор валялся на дне сумки, с которой Игорь ездил в Озерск, и, честно говоря, достать его оттуда рука не поднималась. В сущности, зачем ему теперь нужен этот диск? Что еще Сценарист способен показать Игорю такого, что вызвало бы у него нервное потрясение? После того, как Игорь увидел смерть дочери, которую не сумел предотвратить, он может считать, что видел все самое страшное…
Нет. Еще не все. Он не видел собственной смерти.
Игорь Сергеевич Гаренков тихонько, точно ребенок, оставшийся без матери, всхлипывал, сидя на кухне собственной квартиры, которая теперь больше напоминала не жилища надежды и опоры российского бизнеса, а вертеп бомжа – столько пустых бутылок валялась повсюду. У самого хозяина даже мысли не возникало все это прибрать, а домработницу он рассчитал. Да что там рассчитал – просто выгнал бедную женщину, наорав на нее ни за что, ни про что. В Игоре как будто поселились две личности, одна из которых была ему полностью незнакома. Во время опьянения вторая личность подменяла первую, которая возвращалась, едва спирт переставал циркулировать в крови; эти два сиамских близнеца-Игоря никогда не встречались. Что-то подобное было и с его матерью. Неужели он тоже спивается, как она? Ну что ж, тем лучше. Значит, терять нечего.
Значит, он имеет полное право посмотреть сцену собственной смерти. Заключительную в фильме. По крайней мере, если увидит нечто ужасное, чего не сможет перенести, то сможет уговорить себя, что это всего лишь пьяная галлюцинация.
Сначала у Игоря никак не получалось достать диск из коробки, и он уже испугался, что сломает его неловкими пальцами. Потом вдруг выяснилось, что он забыл, как обращаться с пультом. Словно что-то внутри его – или все-таки вне? – препятствовало просмотру… Что это значит? Неужели предостережение: «Не смотри!»? Вот еще глупости! Не умрет же он раньше времени от взгляда на экран?
Но вот все трудности преодолены. Снова название «Игорь Гаренков», снова крик рожающей женщины… Игорь поспешно прокрутил все, что уже просмотрел ранее. Он просто не мог и не хотел погружаться заново в мутные воды, способные, он знал, накрыть его с головой и затянуть в прошлое. Не надо! Все, что с ним было, уже прошло. Со смертью Алины оно потеряло ценность.
Игорь боялся, что повторится случай эпизода аварии: перед событиями, принадлежащими будущему, возникнут помехи, диск начнет сбоить… Но нет, напротив, перед самым концом фильм обрел такую кристальную ясность, будто режиссер открыл в себе дыхание гения. То была ясность заснеженного солнечного дня на кладбище. Из сугробов торчали гранитные и мраморные памятники. Лица покойных, выступающие на медальонах из-под снеговых шапок, приобрели какое-то необыкновенно светлое и восторженное выражение. Как будто истинная реальность, встреченная ими на том свете, превзошла самые смелые надежды.
Игорь узнал знакомый участок на четыре могилы. На всех четверых теперь стояли памятники, крайний справа – Алинин, с его самой любимой дочкиной фотографией. И эта черная, скрюченная на снегу, точно обгорелая спичка, фигура была ему болезненно знакома… И опустошенная бутылка водки, которая валялась рядом в снегу… Но даже если бы подвело узнавание, он обо всем узнал бы из разговора скопившихся на участке могильщиков:
– Как же это он, бедолага?
– А как? Дело известное: напился, значит, и замерз… Водка – она ведь штука подлючая: как выпьешь, тепло становится, вот и думаешь, что кругом тепло. А того не замечаешь, что тепло свое человечье отдаешь зиме… Мороз-то сегодня ого-го ночью был. Самый крещенский, под тридцать градусов.
– Да я не о том. С чего это он запил – да еще на могилке?
– А ты не знаешь, что ли? Три раза он к нам наведывался – родню хоронил. От такого не то что запьешь, а знаешь ли…
– Ну, хватит хрен молоть! Давай: раз-два – взяли!
Могильщики подхватили скрюченный, так и не распрямившийся труп за плечи и за ноги. Камера приблизилась к лицу Игоря. За исключением заиндевевших бровей и щетины, в нем не было ничего, указывающего на необратимость того, что свершилось. Лицо было спокойное, разгладившееся, словно спящее. На нем не осталось отметин, которые свидетельствовали бы о страданиях, и пока еще живой, сидящий перед телевизором Игорь заторможенно констатировал, что, наверное, это не самый плохой выход. Можно считать, что смерть поступила с ним милосердно…