Ужин в нашем доме обычно проходил очень быстро. Да и много ли нужно времени, чтобы проглотить макароны с сыром ? С последней ложкой, на ходу похвалив меню, отец обычно исчезал, оставляя сыновей прибираться на кухне.
Перемыв посуду, мы с Чазом усаживались за стол, и я помогал ему с математикой.
У него были проблемы в школе, по всей видимости, из-за невнимания и плохого поведения. Его учитель, мистер Портер, как-то отправил родителям записку. Она была перехвачена отцом, который пришел в невероятное возмущение. И решил разобраться лично.
— Чаз, в чем дело ?
— Ни в чем, — стал отнекиваться тот. — Он ко мне просто придирается.
— Ага, — промычал отец, — так я и думал! Очередной высокомерный обыватель. Так-так, придется пойти и приструнить его.
Я изо всех сил пытался его отговорить:
— Папа, папа, не нужно!
— Что такое, Мэтью? — вскинул брови отец. — Я, кажется, еще здесь глава семьи. Вот, чтоб ты знал, прямо завтра пойду и познакомлюсь с этим мистером Портером.
Я не на шутку встревожился и, дождавшись маминого возвращения с дежурства, поделился с ней своими опасениями.
— О господи! — простонала она. Было видно, что она дошла до точки. — Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он это сделал!
— Но как мы его остановим ?
Она не ответила. Позже, когда я сидел у себя за уроками, вдруг появился Чаз. Он уже был в пижаме. Брат сделал мне знак не шуметь и поманил на лестничную площадку.
На темной площадке мы были как двое моряков на плоту после кораблекрушения. До нас доносилась резкая перепалка родителей.
— Ради всего святого, — в негодовании взывала мама, — не порть ребенку жизнь!
— Черт побери, отец я ему или нет? Этот урод к нему цепляется, а я должен молчать?
— Не уверена, что все обстоит так, как говорит Чаз. В любом случае позволь мне самой разобраться.
— Джоан, я уже сказал, что сам займусь этим вопросом.
— Ля считаю, Генри, будет лучше, если им займусь я, — твердо заявила мама.
— Это почему же, хотел бы я знать?
— Пожалуйста, не заставляй меня произносить это вслух.
Повисла тишина. Отец медленно трезвел. Потом в его голосе прозвучала озабоченность:
— Джоан, у тебя усталый вид. Может, присядешь, а я приготовлю тебе выпить?
— Нет!
— Я имел в виду кока-колу… Хоть эту малость я могу для тебя сделать?
— Нет, Генри, это не «малость», — объявила мама, и в ее голосе, в котором мы привыкли слышать заботу и тревогу о нас, теперь прозвучала горечь. — Боюсь, это самое большее, что ты можешь для меня сделать.