Сцена

Несмотря на то, что «Фитюлькина» — это только сценический псевдоним.

Он «муж царицы», как зовут его поклонники.

«Багаж Фитюлькиной», как называют его на закулисном жаргоне.

«Актрисин муж».

Иногда он заявляет, доведённый до отчаяния:

— Матушка, я не могу так дольше жить.

Тогда она обрывает его тоном, не допускающим возражений:

— В таком случае вам следует жить не с артисткой, а с кухаркой!

Их супружеские разговоры для меня не тайна, потому что наши номера в гостинице рядом, и нас разделяет только тоненькая перегородка, позволяющая слышать иногда даже… звуки аплодисментов и следующие за ними тяжкие, сокрушённые вздохи.

Я помню её первый дебют.

Она была вне себя.

— Какое несчастье для актрисы быть замужем, да ещё за таким идиотом как вы. Я для вас всем пожертвовала…

— Леночка!..

— Да-с, всем, всем! Успехом! Иванову встретили букетом, Петрову букетом, Сидорову букетом. А всё почему? Потому что не замужем. А я?! Кто будет подавать букеты женщине, у которой такой муж, как вы! Вот и выходи без хлопка! Я для вас всем пожертвовала, а вы?!

Ей был подан большой, роскошный букет с надписью на лентах: «Добро пожаловать», — и после спектакля за перегородкой была целая буря.

— Идиот! Дурак! Ставит свою жену в такое смешное положение! Букет от мужа! Как трогательно! Да ещё с надписью: «Добро пожаловать!» Курам на смех! Все хохочут! Ведь все знают что у меня во всём городе ни души знакомой!

— Леночка…

— Молчите! Молчите! Молчите! О, Боже, какие мы дуры, когда выходим замуж за таких идиотов! Я для вас всем пожертвовала, и вы сведёте меня в гроб…

Началась истерика.

Их номер из двух комнат, и очень часто я слышу тихий стук и рассерженный женский голос из-за двери:

— Вы с ума сошли! У меня завтра большая роль!

Затем следуют тихие, грустные вздохи.

Иногда она принимается рыдать.

— Он смел мне предложить ехать ужинать.

И главное при ком? При Бальзаковой! И эта ехидная старая баба расхохоталась!

— Да вы обязаны ему физиономию разбить, если вы муж! Застрелить! Убить, если вы муж! Вашу жену приглашают ужинать, а вы что?!

Иногда теряет терпение и он.

Недели две тому назад он попробовал устроить сцену:

— Это возмутительно! Это переходит всякие границы! Мальчишка, нахал, какой-то банкирский сынок, торчит у нас целые дни, подносит тебе букеты в самых незначительных ролях! Подмигивает приятелям, когда ты выходишь на сцену!

Но она в таких случаях поёт на другую тему:

— Да, да, заприте меня в четырёх стенах! Лишите меня успеха, поклонников, всего! Нет-с, милостивый государь, этого не будет! Я для вас и так всем пожертвовала! Довольно-с! Дудки! Женились бы на кухарке, — у неё не было бы поклонников! Ваша жена актриса, вы не должны этого забывать! Я не позволю вам оскорблять меня вашими гнусными подозрениями! Артистке подносит букет поклонник таланта, — а он грязнит самыми скверными подозрениями мой маленький успех. И это муж? Что ж, по вашему мнению, ваша жена бездарность, что ей никто и букета поднести не может иначе, как со скверными целями? Мальчик от чистого сердца подносит букет…

— Да, помилуй, какой же он мальчик?

— Молчать! Кто бы он ни был! Я актриса, — у меня должны быть поклонники! Женитесь на кухарках.

Часто он по вечерам заходит ко мне.

— К вам можно, сосед? Я в одиночестве сегодня.

— Пожалуйста. А ваша супруга? На репетиции?

— Н-нет. У них сегодня небольшой артистический ужин. Рожденье чьё-то. Всё свои: артисты, пресса, кое-кто из поклонников. Знаете, сцена налагает свои обязанности. Мне как-то неловко. Всё с мужем да с мужем. Это действительно ставит её в несколько смешное положение.

— Конечно, конечно…

Он сидит у меня часов до двух, до трёх.

И только в четыре, в пять, — я слышу за перегородкой стук двери и весёлый женский голосок, который напевает:

«Уж я его п-пила, п-пила,
И д-до того теп-перь дошла»…[7]

— Тише, ради Бога! — уговаривает он её вполголоса. — Теперь утро, сосед услышит!

— А чёрт с ним! Я замужняя женщина и была с товарищами! В этом нет ничего дурного!

И она уходит к себе, говоря пьяным голосом:

— Какое мещанство!

Как-то мы пошли с ним в буфет покурить.

— А Фитюлькина того… ничего себе! — ораторствовал на весь буфет какой-то франт в платье из магазина готового платья. — Я бы не отказался с ней поужинать!

— Худощава!

— Н-нет! С атурами! И с темпераментом баба! Это видно, что с темпераментом! Прошла, видно, огонь, воду и медные трубы! Пожила!

— Отойдём, здесь дует! — сказал он.

Мы отошли в другой конец буфета. Пожилой, солидный господин спрашивал у другого пожилого, солидного господина:

— А ездит ужинать?

— У Фитюлькиной, говорят, муж есть.

— Ну, это у них ничего не значит. На этот счёт у них свободно!

— Пойдёмте отсюда, здесь душно! — сказал он.

Как-то он не выдержал и «крупно поговорил» с рецензентом, хваставшимся чуть не связью с его женой.

Ей же пришлось ездить «тушить скандал». И я часов до пяти не спал из-за истерик за перегородкой.