Струны пространства

Летний воздух пьянил обманчивой свободой будущего, которые хоть иногда испытывают, наверное, все, без исключения, люди на свете…

Дома я отодвинул письменный стол и отогнул плинтус. Пересчитал свои сбережения. К паспорту приложил аттестат и билет на автобус. Завернул все обратно в газету.

Открыл шкаф, где лежали приготовленные вещи. Пара рубашек, брюки, пиджак и свитер.

Глубоко вздохнул.

Завтра вечером последний рейс увезет меня за добрые сорок километров. Больше я никогда не увижу ни этого дома, ни этого города. И ничего из того, что я видеть больше не хочу.

Оглядел маленькую комнатку, в которой провел столько лет: платяной шкаф, моя кровать у дальней стены, бабушкина располагалась ближе к окну, рядом стоял письменный стол, на котором по-прежнему стопками лежали книги и стояла старая настольная лампа. Ничего не изменилось с моего детства.

Я прилег с книгой на бабушкину кровать, и, когда стало смеркаться, сунул книжку под подушку.

Неясный стук о стекло заставил меня вздрогнуть. Я в недоумении приподнялся. Мелкий камешек вновь ударил в окно.

Под деревом стояла Аленка в легком платье до колен и требовательно смотрела на мои окна.

Я накинул рубашку и стремглав выскочил во двор.

Она ринулась ко мне. Но нам пришлось остановиться в шаге друг от друга. Смелость нечаянного порыва вдруг улетучилась под давлением окружающей действительности: женщина во дворе развешивала белье на веревки, двое мальчишек дрались на палках, а старый дворник громко матерился на собак, которые воспринимали клумбу, как царское ложе недавно взбитой граблями земли.

– Ты не пойдешь на выпускной вечер? – выдавила смущенно Аленка, старательно глядя в сторону.

– Нет, – подтвердил я.

Она перевела дыхание. Украдкой взглянула на меня и тут же опустила глаза. Волосы у нее были распущены. Я всегда удивлялся, как быстро они успевали выгорать на солнце еще весной. Но к зиме неизменно наливались они насыщенным пшеничным цветом, чтобы к началу мая опять побелеть.

Я опомнился и стал суетливо застегивать рубашку, заправляя ее в брюки.

Аленка непринужденно, но медленно пошла вперед. Я пошел следом.

Мы пересекли двор, другой, третий. Обогнули гаражи и оказались у забора школьного сада.

– Иди, – улыбнулся я, кивая в сторону здания школы. – Ребята тебя ждут. Наверняка, выступать будешь на вечере.

Аленка была не только самой красивой девчонкой, но и самой активной. Ни одно торжественное мероприятие без нее не обходилось. Чаще она произносила заготовленные речи по тому или иному случаю. И, после, на танцах она также была в центре внимания. У нее было много друзей. Все хотели с ней дружить. И девочки, и мальчики.

А нас с ней, кроме одного случая, ничего не связывало. Абсолютно ничего.

Она подняла голову и, неожиданно дернув меня за руку, бросила:

– Бежим.

Я не выпустил ее руки. Мы мчались прочь от школы. Снова гаражи, петляющая тропка через пустырь и огромное поле, за которым текла речка.

– Отдышись, – я слышал, как она задыхается от быстрого бега. – Сядь.

Но она, оступившись, внезапно прильнула ко мне. Я не выдержал: сжал ее в охапку и стал целовать. Ни тени сопротивления – она руками лишь крепче обвила меня за шею. Я не мог передать этого волшебного ощущения скользящей, будто холодящей, ткани платья и девичьей фигуры в моих руках.

И этим мгновениям пришло время прекратиться.

Теперь задыхались мы вдвоем. Опустились на траву.

– А помнишь, как мы поцеловались тогда за гаражами? – Аленка приглаживала разметавшиеся волосы и улыбалась.

«Помню ли я?! Да я из башки выкинуть не могу ни на секунду!» – я снова притянул Аленку к себе и лицом зарылся в ее локоны, целуя шею сзади.

– Хватит! – оттолкнула она меня, смеясь. – У меня расчески нет с собой. Буду сейчас, как ведьма.

– Я каждый волосок распрямлю и положу на место, – заверил я ее, не в силах отпустить от себя. Аленка смолкла, поправляя подол сбившегося платья и не думая отстраняться от меня. Я уткнулся носом ей в плечо, вдыхая аромат разгоряченной кожи. Провел пальцами по ее голым тонким рукам. Я никогда не знал, что чудо способно входить без стука: сразу и само по себе. Я всегда думал, что это привилегия только горя и боли.

Я обнял Аленку, которая сидела ко мне спиной. Мы смотрели на потухающее небо.

…Я услышал ее визг на спортивной площадке около школы поздно вечером. Аленка шла домой от подруги и решила срезать путь, не зная, что площадку для своих посиделок давно облюбовала районная шпана. Пацаны там курили, выпивали, играли на гитаре. Это было местом «стрелок», «сходок» и прочих «базаров».

Меня знали и боялись. Поэтому со мной никто связываться не стал, когда я выскочил на площадку. Аленка с испугом тогда обернулась, я увидел ее слезы. Она, наверное, подумала, что я тоже с ними заодно. Не знаю, что они хотели от нее, скорее всего, просто поглумиться. От меня они врассыпную не ринулись, но от Аленки тут же, словно небрежно, отошли и заняли прежние места на бревне.

Подойдя к ней вплотную, я коротко сказал:

– Я провожу тебя, идем.

Аленка оглянулась на притихшую компанию, потом посмотрела на меня. Не знаю, кого она в тот момент боялась больше.