Институт имел собственную ветку трубы, соединенную с основной магистралью, и собственную станцию. Безостановочные экспрессы, курсирующие между Центром и Кейнсвиллом раз в два часа, причиняли уйму неудобств всем прочим пользователям важной транспортной артерии.
Элия появилась на платформе минут за десять до отправления, красная и запыхавшаяся после совершенно излишнего финишного броска. Предмет ее поисков — сопровождаемый непременным телохранителем — скромно стоял среди прочих отъезжающих, будничный и незаметный, как жираф в крольчатнике. На нем было светло-голубое пончо, всклокоченная рыжая шевелюра превратилась в аккуратные волны каштановых волос. Двери только что открылись, Седрик глазел на прибывших пассажиров, а потому не заметил Элию, пока та не оказалась совсем рядом. Тогда он посмотрел вниз и расцвел счастливой улыбкой.
Сердце Элии подпрыгнуло — но тут же упало в вязкое болото жалости и вины. Ну конечно, иначе и быть не могло! Бабушка врала ему, предавала его, приемные родители оказались пособниками убийц, чуть не вампирами, все его друзья зверски умерщвлены — ну разве после всего этого устоишь перед хорошенькой девушкой, которая ласково разговаривает, улыбается и строит тебе глазки? Если Седрику и вправду девятнадцать, он младше ее максимум на восемь месяцев, а может и не младше, а чуть старше. Он выше ее на добрых сорок сантиметров. И все равно он ребенок, не в меру огромный — но ребенок.
— Это ничего, что я в рабочей одежде? — робко, чуть ли не виновато улыбнулся Седрик. — Я такой длинный, и у них там на складе не нашлось…
— Все, что угодно, лишь бы не тот зеленый! И синий тебе идет.
Седрик покраснел — чего, собственно, и следовало ожидать.
Элии заметно полегчало, от одной его близости — чего тоже следовало ожидать!
Она почти ненавидела себя — за то, что использует этого мальчика как лекарство, как противоядие.
В довершение всего Седрик смущенно протянул ей красную розу, извлеченную откуда-то из-под пончо.
Господи! Да я же ничем не лучше этой бешеной суки, его бабки!
Институтские вагоны были значительно чище и удобнее обычных, кроме того, заместитель директора обладал определенными привилегиями. Тут же выяснилось, что почтенного возраста ученые, шустро оккупировавшие купе-люкс, считают себя фигурами более значительными, чем какой-то там мальчишка. Багшо терпеливо объяснил им ошибочность такого мнения. Убедившись в бесполезности слов, он вывел почтеннейшего из старцев за ухо, остальные покорно потянулись следом. Когда Джетро сделал попытку примазаться к Элии, Багшо пригрозил обрить ему бороду — при помощи бластера. Элия была почти уверена, что эта замечательная идея исходит от самого немца, не от Седрика, но и Седрик явно радовался возможности получить принцессу в единоличное свое распоряжение.
Купе было попросторнее прочих, но даже и здесь ноги новоиспеченного администратора умещались с большим трудом; когда разгон закончился, он откинул спинку кресла, вытянулся и взгромоздил непомерно огромные ступни на противоположное сиденье. Элия убрала разделяющий их подлокотник, однако робкий ее сосед то ли не заметил этого, вполне прямолинейного, приглашения, то ли заметил, но не поверил своим глазам; никаких поползновений с его стороны не последовало. К счастью, сама уже близость Седрика облегчала страдания Элии.
Вообще говоря, магнитный поезд, передвигающийся в вакууме со скоростью тысячи миль в час, гарантировал абсолютно спокойную, безо всяких толчков и тряски, поездку — более даже спокойную, чем полет на борту гипера. Кейнсвиллский экспресс являлся исключением, так как он мчался без остановок по трассе, спроектированной для движения с остановками. Здесь были повороты — очень, конечно же, плавные, однако не рассчитанные на максимальную скорость поезда, кое-где центробежная сила оказывалась прямо сокрушительной. В первый раз Седрик приложил поистине героические усилия, чтобы не навалиться на титулованную соседку, однако при обратном повороте эта самая соседка попросту расслабилась — такой сигнал воспринял бы и последний идиот. Седрик обнял Элию огромной своей лапищей, его плечо оказалось очень удобным подголовником — разве что малость жестковатым. Далее они раскачивались вместе.
Именно этого и не хватало Элии. Длинная рука, обхватившая ее за плечи, служила надежной защитой от голодных призраков. Страдание не просто стихло, а исчезло совсем — она ехала в Кейнсвилл, прижималась к Седрику Хаббарду и впервые за много дней чувствовала себя спокойно. Никто не сумел еще объяснить природу сатори, поэтому Элия и сама не понимала происходящего; она облегченно вздохнула, почувствовав, что вот такой, как сейчас, близости вполне достаточно. Судя по всему, буддхи не собиралось принуждать ее к прямому соитию. И слава Богу, ведь затащить Седрика в постель — это очень напоминало бы совращение малолетних.