Струна истории

Война, как известно, кончилась компромиссом. Они непомерные условия выдвинули для короля. Посадили гугенотского короля с тем, чтобы он перешел в католичество, а совестливый папа ему дал прощение.

«Париж — стоит мессы», — сказал Генрих IV и стал королем. На этом кончилась трагедия. Но за счет чего она была?

Ведь оказалось после этого, что гугеноты и католики в XVIII в. стали невероятно мирно уживаться друг с другом. И до сих пор свободно живут во Франции протестанты. Но никто даже не интересуется тем, — кто протестант, кто католик.

То есть это был выбранный лозунг, для того чтобы как-то оформить те движения, которые были. А движение, как я вам уже сказал, были в данном случае не социальные, а природное броуновское движение, кристаллизировавшее среду в этнические целостности, которые боролись между собой до тех пор, пока они не могли не бороться, до тех пор, пока они хотели бороться. Ибо причин к этой борьбе: экономических или политических и социальных у них не было никаких. Их не было и не могло быть. А был важен сам факт борьбы. Если в первой фазе борьба — «за», то во второй фазе борьба — «против» того, кто был первым.

Сделаем отдых и перейдем к Ближнему Востоку.

(Перерыв.)

Этот процесс, который я постарался обрисовать на материале англо-французском (очень бегло и очень поверхностно — времени у нас мало), — он не случаен. И в доказательство я приведу совершенно аналогичное явление, которое имело место на Ближнем Востоке.

На Ближнем Востоке мы знаем две культуры, два суперэтноса. Один из них, возникший где-то в начале II в., — Византийский. Другой — в VII в. — Арабский. И тут (в Византии. — Ред.), естественно, акматической фазы, то есть фазы наивысшего развития пассионарности, когда был перегрев, — они достигли раньше, чем европейцы, потому что они просто раньше создались. Так что они были по возрасту старше. И следовательно, хронологически их достижение зрелости и достижения техники и культуры, с ним связанное, было раньше, очевидно, в Византии. Это началось в VII–VIII вв. и кончилось примерно в X в.

В Византии этот же самый процесс пассионарного перегрева, выразившийся в кристаллизации этноса, имел оформление несколько иное, чем излагали. Он бы выразился здесь в чистый надлом, потому что (Л. Н. Гумилев подошел к географической карте. — Ред.) вся Византия была в эти времена уже маленькая. Она охватывала Малую Азию, Грецию, небольшие части Италии, Сицилии (маленькие области) и вот эту часть Балканского полуострова. Это была Византия века четвертого, но и здесь кипели страсти, и здесь люди искали повода сцепиться между собой. Ибо малоазиаты были совершенно не похожи на эллинов (греков). И славяне, которые заменили собой эллинов на Балканском полуострове (в VII в. н. э. — Ред.), были очень мало похожи на такое кавказоидное население Малой Азии. Ну, в строгих формах православия, собственно, казалось бы, спорить не о чем, — все предусмотрено, все расписано. Система стала жесткой, ортодоксальной. И тем не менее, нашли же из-за чего поссориться!

Греки очень любили рисовать иконы, художники они были замечательные. Традиции у них из Египта и Ближнего Востока шли самые великолепные. И люди вешали у себя дома и в церквах иконы и на них молились, находя в этом, так сказать, утешение и удовлетворение.

Малоазиты — народ восточный, потому они склонны были больше мыслить абстрактными категориями. Они говорили, что надо молиться Богу Духу, а не изображению. Им говорили: «Да изображение-то нам просто помогает сосредоточиться».

«Ну, да, — говорят, — сосредоточиться! Вы доске молитесь, а не Духу!»

Слово за слово, — император Лев III из Исаврийской династии,[362] вот отсюда, из этих горных районов происходил (Л. Н. Гумилев показывает на географической карте. — Ред.), он сказал: «Мы, конечно, православные люди, но иконам молиться нельзя. А если вы хотите рисовать, то пишите светские изображения, а не иконы».

И велел сорвать самую почитаемую икону Божией Матери, к которой ходили жители Константинополя и почитали ее. Но когда солдат полез снимать икону, то население (женщины, главным образом) — выбили у него лестницу из-под ног. Он разбился.

И с этого началось. Воинственные, храбрые, прекрасные организаторы императоры-малоазиаты требовали, чтобы икон не было и чтобы люди молились абстрактным образом, в установленном порядке. Считалось, что иконы — это идолопоклонство. Жители европейской части империи — греки, славяне, албанцы — говорили: «Как? Наши святые иконы разрушать?! Что за безобразие?!»