СТРУНА ИСТОРИИ

* * *

Расцвет искусств, имевший место в Италии и в других странах, имел обратную сторону, и очень даже неприятную. Рисовать итальянцы научились здорово. Насчет религии они были, как всегда, довольно индифферентны. И поэтому они своих любовниц стали рисовать в церквах, когда им заказывали фрески, они стали рисовать своих подружек и даже дошло до того, что брали в качестве натурщиц проституток. Те, кто ходили в церковь не деньги зарабатывать, а молиться, — они возмутились этим. Среди них был доминиканский[594] монах Джираломо Савонарола, который сказал: «Это, братцы, — безобразие!» — и возмутил флорентийский народ, чтобы прекратить эти вещи.

Почему, действительно? Ну, рисуй там где-нибудь, в другом месте! Но не фреску в церкви, а на книге какую-нибудь свою голую подружку, и — Бог с тобой!

Так, нет! Художники хотели деньги заработать. И вот против этого выступил Савонарола. Четыре года он вел за собой флорентийский народ. Но против него ополчились францисканцы, которые не то чтобы были за порнографию, но просто они не любили доминиканцев. И поэтому Савонарола оказался в некоторой изоляции, его стало меньше народу поддерживать, папские войска его арестовали. Позже его сожгли на костре.

С одной стороны, все говорили: «Ой, бедный! Как хорошо… он спас искусство!», а с другой стороны, — никто не действует без причины, особенно когда речь идет о собственной жизни.

Вот это и есть Возрождение.

ЛЕКЦИЯ 9 БУНТ ИДЕЙ. ПАССИОНАРНЫЙ НАДЛОМ — ШВЕЙЦАРИЯ, АНГЛИЯ, ЧЕХИЯ

Но посмотрим, как Возрождение проявилось в соседних странах, в которых был больший удельный вес и рыцарства, и крестьянства. А проявилось оно довольно плохо.

Собственно говоря, во время Столетней войны большая часть пассионариев погибла в постоянных сражениях. Англичане вообще истребили почти всю свою знать, французы — тоже в значительной степени. И Франция превратилась в довольно посредственную страну (в отличие от Италии) — без такого подъёма, без блеска, в страну посредственности (так же как Рим при Августе). (Л. H. Гумилев показывает на графике «Изменение пассионарного напряжения в этнической системе» на уровень пассионарности: «Стремление к благоустройству без риска для жизни». — Ред.)

Вот о Швейцарии надо сказать особо. Эта страна в Европе была в эпоху Возрождения, в XV и XVI веках, самая отставая. Но что значит — отсталая? Положим «отсталость» на эту нашу кривую. Отсталость — это то, что находится ближе к тому концу, а не к этому. (Л. Н. Гумилев показывает на графике «Изменение пассионарного напряжения этнической системы» сначала на период начала акматической фазы, а затем на период окончания фазы надлома. — Ред.) То есть отсталость — это сохранение традиций фазы подъёма. Пассионарность кое-какая была.

Правда, Швейцария лежала за пределами пассионарного толчка IX века. И очень мало людей-пассионариев стремилось в эти бесплодные горы, где можно было только пасти скот или заниматься огородничеством в этих ущельях и глубоких долинах. И поэтому швейцарцы вели себя очень тихо, незаметно. Они отстали по своему развитию, у них жертвенности не было, она пришла к ним уже позже. Швейцария была наследственным доменом Габсбургов. Габсбурги распоряжались ими,[595] присылали своих фохтов, то есть чиновников, уполномоченных, которые со швейцарцев собирали налоги. И никто в этих швейцарцах не видел никакой пользы. Освобождение Швейцарии совершилось во второй половине XV века, то есть как раз в расцвете Возрождения.

Существует легенда, что один фогт,[596] то есть управляющий от имени Габсбургов, рассердился на какого-то стрелка Вильгельма Телля, какого-то хорошего арбалетчика, и сказал, что он его казнит за то, что он не поклонился его шляпе, которой он велел всем поклоняться. А тот шел мимо и не заметил шляпы.

Тот стал просить, чтобы он его помиловал, а фогт говорит: «Ладно. Вот я кладу яблоко на голову твоего любимого сыночка. Встань на соответствующую дистанцию и сбей яблоко с его головы».

Тот взял арбалет (швейцарцы сражались не луками, а арбалетами), засунул запасную стрелу, другую положил на самое ложе арбалета, выстрелил и сбил яблоко. Фогт говорит: «Молодец! Я, конечно, тебя отпускаю, но зачем ты вторую стрелу взял?»

«А я бы, — говорит, — тебя ею прошиб, если бы я убил собственного сына».

«А-а, — говорит, — так! Ребята! Давай-давай, держи его! Хватай, вяжи!»

Тут его скрутили и повезли судить. Ну, суд должен был быть смертельным. Повезли на лодке через озеро. Он лежит связанный, и вдруг поднялась буря. Он говорит: «Братцы! Ну, мы же все утонем! Развяжите меня. Я вас спасу, я умею хорошо править лодкой».

Ну, те говорят: «Конечно, конечно, только — спаси!» — и развязали его, а в это время лодку уже несло на скалу.