Как подчас трудно отделить политику русских императриц от политики аристократии, а политику генсеков от политики партократии, так и политика обсуждаемых нами императоров неотделима от политики правящего класса. Такая власть - это коллективное творчество. В царствование Никифора I "особенно трудно отделить то, что принадлежит личной инициативе и самостоятельному почину Никифора, от унаследованного из предыдущего времени и обязательного для него, как члена партии, производившей государственный переворот" (Ф. Успенский). То же самое можно сказать и об Ирине. Так, например, окружение заставило её отказаться от предложения Карла Великого... А ведь следствием брака должно было стать объединение двух империй.
Придя к власти, та или иная группировка начинала грабить страну, одновременно начиналась борьба внутри самой группировки. При Ирине обогащались монастыри, получая подарки, налоговые льготы; при Никифоре I руку в казну запустила константинопольская знать; Михаил I отдал все скопленное Никифором тем же монастырям; при Льве V все забрала фемная иконоборческая знать.
Политическая мощь уходила. "Узкая прослойка придворных подхалимов, евнухов и монахов, проявившая такое упорство и смелость в интригах, оказалась во главе с Ириной совершенно неспособной управлять государством" (С. Сказкин). Поневоле начинаешь задумываться, могло ли такое ослабление политики происходить в разгар имперского ритма. Ослаблялось и внешнее положение Византии - наступление арабов, набеги болгар, недостаток денег на то, чтобы откупиться от тех и других, слабеет войско, хиреет экономика. И все же Византия начала IX века - это настоящая империя. Просто в третьей фазе имперские процессы идут подспудно, скрыто, надо отдохнуть от революционных изменений второй фазы и приготовиться к свершениям четвертой. Отрыв от Европы становится все более существенным, забывается античное, римское прошлое, забываются универсальные тенденции Юстиниана Великого. Но взамен вселенского замаха первого имперского цикла приходит ощущение своей национальной индивидуальности, завершается формирование национальной веры, утверждается единство государства и религии, то самое единство, которое впоследствии унаследует от Византии Русь.
Уже Никифор I выдвинул идею главенства "интересов государства" над всеми остальными. Феофан писал о Никифоре I: "Всецело отрицая Промысел, он утверждал, что ничто не может противостоять державному государю, если только он сумеет воспользоваться находящеюся у него властью". Михаил II Травл вообще запретил споры об иконах, приказав сохранить статус-кво на момент его восшествия на престол. Он написал такой ответ на докладную записку патриарха Никифора с просьбой восстановить иконопочитание: "... Мы же в таком положении нашли церковь и в том и заблагорассудили оставить её. Посему мы определяем, чтобы никто не дерзал поднимать слово против икон, ни за иконы, и да не будет и слуху - как будто их никогда не бывало - о соборах Тарасия, Константина и Льва, и да будет соблюдаться глубокое молчание по отношению к иконам".
Не такой ли заговор молчания творился в нашем застое вокруг самых важных вопросов истории, литературы, миропонимания, вокруг ключевых имен национальной культуры? Нам запрещалось говорить и думать о Мандельштаме, Набокове, Пастернаке, Стругацких, о десятках величайших современников и классиков. Вырывались из памяти целые пласты культуры, такие, как русская религиозная философия конца XIX века.
В обществе шло глубокое слияние светского и духовного, политики и религии, что в конечном счете и составило новый общественно-политический уклад - византийское православие. Императоры занимались вопросами религии, патриархами становились светские деятели, выходцы из константинопольской аристократии. Существование в двухполюсном мире напрягало умственные и духовные способности нации. У власти иконоборцы, в подполье иконопочитатели, и наоборот. Одним словом, никто не мог почивать на лаврах, перестать думать, спорить, страдать. Параллельно развивалось светское (иконоборческое) и духовное (иконопочитательское - иконопись) искусство.
На фоне политических интриг, засилья серости в идеологии блистали две личности - идеолог иконопочитания Феодор Студит и идеолог иконоборства Иоанн Грамматик. Иоанн поражал современников "необычными знаниями". "К нему посылали на исправление и собеседование более влиятельных исповедников православия (иконопочитателей. - Авт.). Литературное и ученое имя, каковое признают за ним и недоброжелатели, было приобретено им в этот ранний период деятельности" (Ф. Успенский). С 814 года Иоанн был настоятелем дворцовой церкви Сергия и Вакха, именно он получил право разбирать личные дела, проводить в жизнь официальную линию, клеймить уклонистов и запутавшихся. В некотором роде официальный идеолог страны.