Этот миф-конгломерат, несомненно, содержит отражение физического процесса. В самом деле, это настолько очевидно, что многие исследователи предполагают, будто первобытные люди придумывали такие мифы исключительно в целях объяснения физических процессов. Можно не сомневаться, что наука и философия развились из этой материнской породы (matrix), однако то, что первобытные люди сочиняли подобные произведения только из потребности в объяснении, как своего рода физические или астрономические теории, кажется весьма неправдоподобным.
То, что мы. можем с уверенностью сказать о мифологических образах, заключается в следующем: физический процесс запечатлелся в душе в этой фантастической, искаженной форме и там сохранился, так что даже сегодня бессознательное воспроизводит подобные образы. Тогда возникает естественный вопрос: почему душа вместо того, чтобы регистрировать реальный физический процесс, создает и запасает его явно фантастические образы?
Если мы сможем встать на точку зрения первобытного человека, то сразу поймем, почему так происходит. Дикарь живет в такой "participation mistique" [13]миру, как это называет Леви-Брюль, что для него просто не существует ничего похожего на то абсолютное разграничение субъекта и объекта, которое имеет место в наших умах. Что происходит вовне, то происходит и в нем самом, а что случается в нем, то случается и вовне. Я был свидетелем одного случая, который может служить отличной иллюстрацией только что сказанного. Речь пойдет о племени. обитающем на склонах горы Элгон, что находится в Восточной Африке. На заре эти туземцы плюют себе на ладони и протягивают их к солнцу, когда оно поднимается из-за горизонта. "Мы довольны, что ночь прошла", — говорят они. Поскольку слово "адхиста" (adhista) одновременно значит и "солнце", и "Бог", я спросил: "Солнце — это Бог?" Они ответили "нет" и рассмеялись, как будто я сказал несусветную глупость. Так как солнце в этот момент находилось почти в зените, я показал на него и спросил: "Когда солнце здесь, вы говорите, что оно не Бог, но когда оно на востоке, вы говорите, что оно Бог. Как это может быть?" Растерянное молчание продолжалось до тех пор, пока старый вождь не принялся объяснять: "Да, это так. Когда солнце находится там, вверху, — оно не Бог; но когда оно восходит, это Бог (или: тогда оно Бог)". Для ума дикарей несущественно, какая из этих двух версий правильная. Восход солнца и связанное с ним чувство избавления являются для дикаря одним и тем же божественным опытом (experience), так же как ночь и собственный страх составляют для него неразличимое единство. Разумеется, собственные эмоции для него важнее физики, — потому он и запечатлевает спои эмоциональные фантазии. Для него ночь — это змеи и леденящее дыхание духов, тогда как утро означает рождение прекрасного Бога.
Наряду с мифологическими теориями, которые все объясняют свойствами и поведением солнца, существуют лунарные теории, которые делают то же самое, ссылаясь на луну. Это обусловлено тем простым обстоятельством, что имеется бесчисленное количество мифов о луне, а среди них — целое множество таких, где луна предстает в роли жены солнца. Луна — это изменчивое событие (experience) ночи, и потому совпадает с сексуальным познанием женщины первобытным мужчиной, которая для него также выступает субъективным событием (experience) ночи. Но луна с равным успехом может быть и обделенным братом солнца, ибо ночью бремя аффекта и злые мысли о власти и отмщении часто нарушают сон. Луна тоже нарушает сон, а кроме того является местопребыванием душ умерших людей, ибо ночью покойники возвращаются в сновидениях к тем, кто спит, а призраки прошлого вселяют ужас в сердца страдающих бессонницей. Поэтому луна означает также. и безумие ("lunacy" — "лунатизм"). Именно такие переживания, как эти, отпечатались в душе лучше, чем изменчивый образ самой луны.
Не бури, не гром и молния, не дождь и тучи остаются в виде образов в душе, а фантазии, вызванные теми аффектами, которые эти природные явления возбуждали у человека. Однажды я пережил сильное землетрясение, и моим первым, непосредственным фактом сознания было ощущение, будто я стоял не на твердой и привычной земле, а на шкуре гигантского животного. поднимавшейся и опускавшейся под моими ногами. И именно этот образ произвел на меня впечатление, а не само но себе физическое явление. Проклятия человека в адрес опустошительных бурь, его страх перед разбушевавшейся стихией — эти аффекты очеловечивают ярость природы, и чисто физическая стихия превращается в разгневанного бога.
Подобно внешним физическим условиям существования, физиологические состояния, секреция желез и т. д. также могут вызывать аффективно заряженные фантазии. Сексуальность представляется то в образе бога плодородия, то в облике неистово чувственной женщины-демона, а то в виде самого дьявола с козлиными ногами и непристойными жестами Диониса или в виде вселяющей ужас змеи, сжимающей в кольцах свои жертвы до смерти.