Строптивая

Сегодня Алине дали неожиданный выходной, поэтому она меня снова выручает, сидит с моей девочкой. А я, прикупив два торта и чай, стою около офисного здания и не решаюсь зайти. Оттягиваю этот момент. Боюсь, столкнуться с Алексом и одновременно хочу этого! Я так соскучилась по нему, что сводит судорогой все тело.

Наша встреча перед Новым годом меня подкосила. Я снова стала видеть его в своих снах. Снова стала видеть его лицо в случайных прохожих. Снова хотела к нему прикоснуться до боли в пальцах.

Наверное, именно поэтому я согласилась поехать в Швейцарию. Чтобы отвлечься от всего, в том числе и от воспоминаний, причиняющих боль. Я пробыла в Швейцарии почти месяц, хотя планировала не больше недели. Мне было там хорошо, как это ни странно.

Я познакомилась с Дорой – новой женой отца. Сначала я была категорически против этого знакомства, да и вообще хотела свести общение с папой до минимума, а получилось все наоборот. Дора – чудесная женщина, добрая и с хорошим чувством юмора. Я вообще не понимала, что она нашла в отце. В черством, угрюмом мужике. Они, как инь и янь, разные. Но я видела, какими глазами она на него смотрела. Она его любила. А он? Я так и не поняла по его строгому и равнодушному лицу.

А еще она мне напомнила маму… Своей заботой и теплом. Странно, но я была рада за отца, у которого есть любящее его сердце. Дора мне очень помогала с Викой, мне показалось, что она ее даже по-своему любила. А еще она не спрашивала у меня, почему я не общалась с отцом. Не донимала вопросами, за что я была ей очень благодарна.

С отцом же мы много разговаривали, наверное, как никогда в жизни. Простила ли я его? Не знаю, сложно ответить даже самой. Изменился ли он? Нет. Но я его поняла. Он пытался строгостью и жестокостью воспитывать нас. И если с Русланом это работало, то со мной нет. Его отец (мой дед, которого я совсем не помню), тоже был с ним строг. Отец не смог разорвать цепочку и продолжил дедовские методы воспитания применять на своих детях. Оправдываю ли я его? Нет. Но я попыталась понять и отпустить.

К Вике отец, если и питал какие-то чувства, то не показывал этого. Но меня даже это не задевало. Наверное, я наконец-то смогла принять его таким, какой он есть, не ожидая от него ничего. Где-то глубоко в душе, я все еще была маленькой девочкой, которая таила в себе обиды на отца, но теперь эта девочка выросла и смогла отпустить те воспоминания, которые отдавались глухой болью и разочарованием в сердце.

На могиле матери я провела в одиночестве больше часа, рассказывая о том, как я жила, что происходило в моей жизни, и плакала, снова плакала, не переставая. Но слезы эти были наполнены не только болью, но и радостью.

Так пролетел месяц: мы сделали все необходимые документы, много разговаривали с отцом, заново знакомясь друг с другом. Без ложных надежд и глупых ожиданий с моей стороны. Но я не подпускала его близко к своему сердцу, понимая, что в любой момент он может сделать мне больно, даже сам этого не желая. Про Василису я так и не сказала ему, но рассказала Доре, которая держалась, говоря слова поддержки. Но утром я увидела распухшее лицо Доры: явно плакала полночи над моим горем. Сочувствие и сопереживание, наверное, у этой женщины в крови.

Я много гуляла. Читала. Снова начала улыбаться. Я выключила свой московский телефон, купив в Швейцарии местный номер, который знала только Алина. Хотелось отключиться от Москвы совсем. Мне было просто хорошо.

Я вернулась в Москву с каким-то умиротворением на душе. Но практически сразу я и Вика заболели. Почти неделю я провалялась с высокой температурой, при этом продолжая заботиться о дочери. Было сложно. Я даже начала подыскивать подходящие кандидатуры на должность няни. Но было страшно свою девочку отдавать в руки чужому человеку, поэтому няню я так и не нашла. Слишком оберегала свою Викусю. Я еще не пережила потерю Василисы, чтобы доверить свое сокровище кому-то еще.

Еще дома, стоя перед зеркалом, я пристально рассматривала себя, ища изъяны, я решила, что хочу увидеть Алекса. Просто хочу увидеть и понять. Почему прошел почти год, как мы прекратили общения, я продолжаю о нем думать, продолжаю его представлять рядом. Я просто хочу, чтобы он обнял меня своей медвежьей лапой, скрыв от всех невзгод и печалей. Хочу кутаться в его ласке. А еще хочу рассказать ему о дочке.

Эта поездка мне показала, что мне нужен был отец, какой бы он ни был, все это время. Я его так сильно ненавидела, потому что любила. Я хотела быть ему нужной. А у Вики я забираю шанс на то, что у нее может быть настоящий любящий отец. Нет, я не буду пытаться манипулировать Викой или пытаться разрушить его семью, хоть и понимаю, что если он захочет участвовать в жизни Вики, мне будет очень тяжело не бередить свое сердце. Но ради дочери, я готова на многое. Решусь ли сегодня? Я не знаю. Я все еще сомневаюсь.