Стройбат

- Кусок паскудный! - вдогонку ему крикнул Валерка. - Чеши репу - и скачками! Слышь, земеля, - Валерка уже перескочил на другую тему, - ты мне значок техникумовский на дембель не достанешь? Поплавок? Организуй, земель! Бутылка. Ну, две. Спиртяги.

- Спрошу, - с достоинством кивнул Костя. Как равный равному. - Куда ты их вешать-то будешь?

Валерка с трудом нагнул голову - мешал жирный подбородок - и стал осматривать свою необъятную грудь. Места для будущего значка и правда не было, все занято: "Воин-спортсмен", "Первый класс", "Мастер спорта", "Отличник Советской Армии", комсомольский значок на Пластмассовой подкладке, "Ударник коммунистического Труда".

- Спрошу, - еще раз пообещал Костя. - Как у тебя с собранием, приняли?

- Приняли! - Жирная Валеркина морда расплылась в улыбке. - По уставу гоняли - я те дам! Потом по политике. А я газет год не читал, сам знаешь, некогда. Короче, приняли. - Валерка подержал на лице улыбку, потом посерьезнел. - Ну, вообще в партию вступить сложно. Кроме меня, одного только приняли.

- Карамычев! - крикнул Фиша, выходя из дверей штаба. - Костя! Заходи!

Костя вошел в штаб. Фиша догнал его в коридоре и сунул четвертной.

- Ты мне будешь должен восемьдесят три рубля!

Костя ошалело уставился на него.

- Иди, чего встал?

Лысодор сидел за столом без фуражки. Костя вошел и почтительно встал у двери.

- Ну, все закончили?

Костя кивнул. Лысодор хитро прищурился.

- А бабий?... Бабий-то гальюн забыли.

- Вы не говорили, - оторопел Костя.

- Сейчас говорю, - посерьезнел Лысодор. - Еврея предупредил, тебе говорю и цыгану скажу. Надо доделать. Там дел-то на копейку. Когда отбываешь?

- Послезавтра хотим.

- Ну вот, ночью и сделаете. Подойди поближе.

Лысодор открыл сейф, вытянул из нутра толстый пакет. У Кости пересохло во рту. Лысодор про себя прочел фамилию на конверте.

- Не твой. Вот этот твой. Ка-ра-мы-чев. Константин Михайлович.

Лысодор встал, надел фуражку.

- Ну так, Константин Михайлович. Держи! - Он протянул Косте пакет. - С окончанием действительной службы тебя, Карамычев! Родителям передавай привет от командования. Службой твоей довольны.

- Служу Советскому Союзу! - отчеканил Костя, тыкаясь пальцами в висок.

Он развернулся, шагнул к двери и замер: "А четвертак?"

Лысодор сидел раскрасневшийся, теребил бумажки. Левый ящик письменного стола был слегка выдвинут.

- Чего забыл? - не поднимая головы, спросил Лысодор.

- Тут вот... - Костя подался к столу, пихнул деньги в ящик.

Лысодор на весу расправил четвертак.

- Разменять, что ль?

- Да-а-а, - проблеял Костя.

3

Костя чихнул. Еще раз, еще... И проснулся. Прочищенный чихом нос сразу учуял знакомый запах. План шабят! Анашку! Костя сел на койке, его слегка качнуло. Посмотрел время - часов не было. След белый был, а часы - ек.

- Сняли, - пробормотал Костя, озираясь вокруг. Вора видно не было. Был запах, запах хорошего ломового плана. Дурь чистой воды.

Костя встал, поплевал на ладони, - провел по гимнастерке и бриджам: липнет к хэбэ всякая парша, матрац драный, надо у молодых поменять. Потом опомнился: какой матрац? Завтра домой!

Что-то уж очень скоро напился он у Валерки на КПП. Программу "Время" хорошо помнит, "Братья Карамазовы" уже пошли затуманенные, а конец и вовсе смазался. Где цыгане начали петь, плясать. Только вот почему там цыгане? У Достоевского евреи Мите Карамазову играли перед арестом. Это Костя помнил точно. Еще удивлялся, когда читал...

Казарма храпела.

Запах плана шел из Богданова угла, пробиваясь сквозь казарменную вонь. А перешибить ее нелегко: две с лишним сотни сапог и, соответственно, портянок.

Костя достал сигарету и долго прикуривал в надежде, что Женька заметит.

И тот заметил, свистнул тихонько: - Ко-отик!..

Плановые были в сборе. Женька, Миша Попов, Коля Белошицкий, Эдик Штайц и незнакомый парень в накинутом бушлате. Надвинутая фуражка закрывала его лицо. Парень сидел возле Женьки. На тумбочке в консервной банкe горела свечка.

- Сколько времени, Котик? - улыбнулся Женька и протянул Косте часы. Снимать надо на ночь. Не дома. Когда отвальную?

- Перед поездом. - Костя застегнул часы.

- Ты фосфор-то стери с циферблата, - посоветовал Коля Белошицкий. Вредно для здоровья.

- Богдан, - простонал Миша Попов, - ну мурыжь, кайф проходит.

- Садись, Москва. - Эдик Штайц подвинулся.

Женька нацепил на хрупкий кончик стеклянного челима новый косяк, подлил в челим вина из кружки, стал раскуривать.

- Ты от Танюшки как добрался? - с подсвистом спросил он Костю.

- Марик Мильготин подвез.

- От какой Танюшки? - проворковал парень в фуражке. Знакомым женским голосом.

- Люся? - Костя смешался. - Вы?

- На, дембель! - Женька протянул ему раскочегаренный челим. - На посошок. Все сделали?

Костя осторожно потянул в себя замечательный дым. Челим уютно забулькал.

- Почти. К утру кончим - и отвал.

- А нас до майских, наверное, не выпустят. Ты адрес мой не потерял питерский?

Костя проверил в записной книжке: на месте.

- Колесико не желаешь? - Коля Белошицкий достал из кармана таблетку.

Костя помотал головой.

- По люксу пойдет.

- Дай! - рыпнулся за таблеткой Эдик Штайц.