Не то, чтобы старец Ананий был чужд мирским соблазнам, но денег ему хватало, славы он не желал, почет уже начинал тяготить, а насчет жены чужой… так и свою-то, Любашу, хоть на четырех баб разменивай. И жил бы благочестивый старец, окруженный заботой «братьев» и «сестер», в покое и благолепии, кабы не смутил его нечистый в образе мужика, назвавшегося Святославом.
Встретились они в квартале от молельного дома, когда старец степенно шествовал домой после Таинства.
Странная это получилась беседа: словно две собаки вынюхивали они друг друга ничего не значащими разговорами. Сперва старец подумал, что Святослав жаждет обращения, и даже обрадовался его молодости, ибо преклонен был средний возраст членов общины. Однако незнакомец заговорил вдруг о старинной иконе, и Ананий понял, что дело здесь не шуточное. Уж не провокатор ли? Не всем ведь по нраву вера истинная. Но слишком уж завлекательно выглядела фотография иконы, которую предъявил ему Святослав. Неужто подлинная «Троица»?
Назначив встречу через два дня, Ананий в тот же вечер откомандировал в Москву «сестру» Дормидонтовну, шуструю пробивную старушку, и та, прилетев через сутки из стольного града, обвешанная покупками, сообщила, что «Троицы» в Третьяковке больше нет.
«Знаем мы эти «реставрации»! — подумал многомудрый старец.
Вторая встреча со Святославом носила уже более деловой характер. Торговались истово. Больше пяти тысяч за икону старец не давал. Святослав громко стучал себя по лбу, утверждая, что он не псих и цену шедевру знает. Старец грозил ему перстом, помахивал у его носа вервием с узелками, которое заменяло ему четки, и постепенно, по «красненькой», набавлял цену. Но и в тот день общего языка они так и не нашли.
Следующая встреча была назначена на квартире Святослава, возле иконы и при деньгах. Сумма к тому времени уже успела вырасти до семи тысяч, но продавец все не сдавался. Ананий твердо решил для себя: «Уступлю еще куска полтора и — амба!» Нельзя же столь бесцеремонно распоряжаться деньгами общины!
Но в назначенное время Святослава дома не оказалось, а патрули, расставленные старцем возле хомячиного дома, выявили, что мужчина — высокий, тридцатилетний, с рыжими усами и в очках — не входил в этот подъезд уже несколько дней. Однако он там все-таки жил — об этом свидетельствовали местные старухи, которых умело опрашивали исподволь престарелые «сестры» Анания.
Этой ночью старец ворочался, будя жену.
— Ну, чего не спишь? — сердилась Любаша. — Спи, коловорот этакий!
Старец сулил ей диавола и продолжал ворочаться, обдумывая перспективы. За «Троицу» Андрея Рублева можно было получить любую сумму — и в рублях, и в неустойчивой, подверженной девальвации, западной валюте. Может быть, даже —
Ананий, как всегда, встал до света, крепко помолился, побрился, чтобы избавиться от шальной щетины, которая норовила расти из-под самых глаз, и самоблагословил себя на
На улице было морозно. Поеживаясь под тулупом» старец прошел на автобусную остановку, в переполненном автобусе переехал через заледенелую Каму и вылез на автовокзале. Отсюда не торопясь, пешком, двинулся к знакомому уже дому.
Входя в подъезд, он разминулся со смуглым парнем в синтетической шубе вишневого цвета, который, как показалось Ананию, с нарочитой беззаботностью шел по своим делам. Старец поднялся к квартире Святослава и позвонил в дверь. За дверью молчали. «Мертвая тишина», — подумал Андрей Николаевич и позвонил еще раз, громко, настойчиво.
«Никого нет. Вот и ладненько!»
Старец Ананий был уже готов к
Ананий вышел из подъезда, проводил взглядом старушку с пустым бидоном, которая спустилась вслед за ним. Выждав на улице, старец неспешно вернулся на прежнее место.
Ответом на звонок снова была мертвая тишина. Андрею Николаевичу это понравилось. Дверной замок он изучил загодя — ерунда. Было время, когда такие он отпирал ногтем. А сегодня в карманах у Анания припасено много полезных разностей: канцелярские скрепки, дамские заколки, английские булавки, перочинный ножичек с хитрыми щипчиками. Что еще нужно для удачного
Молитва от волнения на ум не шла. «И впрямь — старею», — подумал старец, орудуя в замке скрепкой. Замок податливо щелкнул, и дверь приоткрылась. Андрей Николаевич бесшумно проскользнул в эту щель.
Не знаю, как для кого, а для меня самое муторное — ждать у моря погоды. Мне нужно было переждать час, и я отправился в кино, на самый первый сеанс. Давали фильм на любовно-сельскохозяйственную тематику. Назывался он «Калачу дедушка».