Демонстративно бубня что-то себе под нос, якобы показывая недовольство, Бандера поплёлся к стакану, открывая одну таблетку. Запив её поднесённой Герой кружкой воды, он вошёл в стакан. Теперь оставалось дождаться, когда корпусной куда-нибудь уйдёт, чтобы поговорить с Герой и уговорить его пустить его на минуту к глазку в один восемь.
В хате восемь семь ждали, когда к ним приведут Немца. На новом корпусе как раз сегодня дежурил уже прикормленный Протасом корпусной, и он, не став откладывать дело в долгий ящик, договорился с ним за деньги о забросе к ним на час человека из соседней камеры восемь шесть, которую отделял от них лестничный пролёт и не было возможности поговорить через кабуру. Они уже заварили чаю и втарили пятку гашиша. По иронии судьбы кроме того крапаля, который присылал Протасу Солома, другого наркотика у них не было, и получалось, что они будут угощать Немца как раз гревом того человека, против которого и собирались его настроить.
Дверь открылась без привычного грохота, как будто дубаки специально смазали засовы и петли, чтобы этого не слышали дежурные верхнего и нижнего этажей. Среди дубаков стукачей начальству тоже было достаточно, тем более что сегодня ДПНСИ был как раз из правильно-принципиальных, поэтому даже если и не смазывались двери специально, то открывались осторожнее. В хату зашёл сухощавый мужчина лет сорока пяти и прямо на пороге обнялся с приветствовавшим его Андреем Спасским. Они не сидели нигде вместе, но были с одного города и друг друга хорошо знали. Андрей даже всегда помогал со своёго бизнеса постоянно сидящему по лагерям Немцу ещё с тех пор, как этот бизнес был у него нелегальным в советские годы.
Немец был по пояс раздетым и олимпийку держал в руках, видимо, дубаки его выдернули неожиданно, едва узнав о местонахождении ДПНСИ. На нем не было никаких наколок, но вся его внешность говорила о том, что отсидел он немало, и всё несидевшее до этого окружение Протаса, включая его самого, прониклось уважением к этому человеку. Тем более они уже знали от своёго сокамерника о его авторитете и рассчитывали на него.
— Гена, — представился он всем, протягивая руку каждому, — можно просто Немец. А чё, музыку можно потише сделать?
Все тоже назвались, поприветствовав его, и Спасской показал ему на сидящего у его двери Кузнеца и на ухо, давая понять, что эти уши — лишние.
— О-о, и ты здесь? — удивился Немец, увидев Кузнеца, с которым тоже судьба сводила по лагерям. — Здорово что ли?
— Курнёшь? — сразу протянул ему пятку Тёплый, единственный из всех, кто курил наркотик.
— Конечно, — сразу взял папиросу Немец и прикурил от протянутой зажигалки. Сделав две полноценные хапки, он протянул пятку Протасу, сидящему сразу за ним, чтобы она прошла круг, но за ней потянулся Тёплый.
— Он у нас один только курит, — пояснил Протас и сразу перешёл к делу. — Гена, ты Солому хорошо знаешь?
— Заочно только, — отрицательно покачал головой Немец. — Так, в глаза, ни разу не видел. Но здесь-то увижусь, наверное. А чё?
— Да в том-то и дело, что мы тоже его раньше не знали, поверили ему, — начал говорить Протас почему-то от общего имени, хотя дело казалось его самого. — Пришёл тут к нам, помогите, век не забуду и всё такое. Ну я нарыл ему денег, передать хоть, слава богу, не успел…
— А чё такое? — сразу заинтересованно спросил Немец.
— Да попросил его за девчонкой своей присмотреть, чтоб её там не заклевали. Она сама тихонькая такая, сюда стопудово случайно попала. Ну он и присмотрел, в благодарность мне…
Протас сказал это таким тоном, что Немец сразу всё понял.
— Чё, вые…ал? — спросил он.
— Он уже сам с ней там любовь крутит, — не стал уточнять Протас. — Воспользовался тем, что я сам не могу, бля, до неё добраться, она на старом корпусе сидит. Ау него-то везде зелёная. Он её и в кабинет к куму может затащить, лясы один-на-один поточить. Вот и уломал девку.
— А ты это точно знаешь? — спросил Немец, глядя ему прямо в глаза.
— Да, конечно точно, — уверенно ответил Протас, не отводя взгляда. — Я бы не стал поднимать этот вопрос, если б не был уверен, — сказал он и, чтобы не говорить о том, откуда он это знает, потому что рассказывать о прохлопывании чужого малька он не собирался и пришлось бы что-то придумывать, он быстро спросил: — Вот как вот этот поступок, по-людски если рассудить?
Немец прищурился и посмотрел на него внимательным взглядом.
— А ты за девку свою рамс хочешь качнуть, или за поступок? — спросил он, сделав ещё хапку и залечил слюной на пальце тлеющий кончик папиросы.
— Да девка-то чё? — замялся в нерешительности Протас, сомневаясь в том, что Немец встрянет в это дело из-за женщины. — За поступок, конечно. Тут за один поступок такой, я считаю, порвать можно.
Немец, делающий в это время ещё одну большую хапку, закашлялся и передал пятку своёму земляку.
— Добивай, — выдавил он сквозь кашель и посмотрел на Протаса красными и мокрыми от выступивших с кашлем слёз глазами.