Стриптиз на гонках

Интерьер церкви отличался простотой. Стены были обшиты панелями “под дерево”, вместо витражей в окнах было простое стекло, только красного цвета. Я бы сказала, что попала в скромный молельный дом. В этой, с позволения сказать, церкви не было даже настоящего органа, только пианино, за которым сидела толстая тетка с пышной прической и листала ноты, слюнявя палец. Сестры-монахини очень удивились бы, попав в этот “храм”.

Бросив взгляд куда-то на задние ряды, толстуха за пианино на секунду одеревенела, а потом с силой опустила короткие толстые пальцы на клавиши. Зазвучала музыка, прихожане встали. По залу понеслись звуки гимна “Старый грубый крест”. Брат Эверит медленно двинулся по проходу, за ним шла пожилая пара, по-видимому, родители Руби.

Мать Руби оказалась невысокой, подтянутой, ее темные волосы были уложены аккуратным узлом. Она была в строгом темно-синем платье, лицо опухло от слез, она опиралась на руку мужа. Но отец Руби и сам, казалось, едва держался на ногах. Он был бледен, вокруг глаз залегли темные круги. Он шел медленно, казалось, ему неимоверно трудно было переставлять ноги.

Я почувствовала, как сильная рука Рейдин обнимает меня за талию, соседка сунула мне в руку носовой платок, и только тогда я поняла, что плачу. Вокруг нас все запели. Судя по выражению лиц окружающих, причина, по которой все они собрались здесь утром в четверг, их совершенно не трогала. Я вдруг осознала, что моя подруга, дочь своих родителей, никогда больше не пройдет по этой земле. Боль пронзила мою грудь, как нож. В этой неожиданно нахлынувшей волне боли присутствие Рейдин, как ни странно, стало для меня чем-то вроде спасательного круга.

Гимн закончился, родители Руби сели в первом ряду, и брат Эверит начал читать молитву. Рейдин похлопала меня по руке.

— Братья и сестры, Господь призвал нашу младшую сестру к себе, — тоскливо затянул священник высоким гнусавым голосом.

Акустическая система, установленная на помосте, только портила дело. В сравнительно небольшом здании в микрофоне не было никакой необходимости, а голос Эверита, усиленный динамиками, стал еще более визгливым.

— Господь со своего святого трона протянул свою десницу до земли и вырвал нашу сестру из когтей зла и искушения!

Прихожане ответили многоголосым “аминь”.

Пытаясь не обращать внимания на брата Эверита, я стала смотреть по сторонам. В первом ряду тихо плакали родители Руби. Все остальные, казалось, сосредоточились на словах доброго брата, который вещал о расплате за грехи. Они смотрели на Эверита с приоткрытыми ртами, сложив руки на коленях, и жадно ловили каждое его слово. Несколько женщин зашмыгали носами и поднесли к лицам платочки, но, не считая родителей Руби, только один человек показался мне совершенно убитым горем. В самом последнем ряду какой-то маленький человечек с морщинистым лицом фермера обливался слезами. Он так сгорбился от горя, что шея совершенно ушла в плечи. На нем был зеленый жакет из шотландки, купленный, наверное, году в шестидесятом, и узкий темный галстук, выделявшийся на фоне белой рубашки как росчерк шариковой ручки. Его седые волосы торчали во все стороны, местами спутываясь с такой же седой бородой.

Я потянула Рейдин за руку.

— Послушай, кто это? Ты его не знаешь?

Соседка повернулась, сдвинула свою шляпу-клумбу на затылок и прищурилась, глядя в бифокальные очки.

— Понятия не имею, — прошептала она, — но он явно наблюдатель.

Я повернулась, чтобы убедиться, что мы говорим об одном и том же человеке. Рейдин смотрела в ту же сторону, что и я, но в отличие от моего ее взгляд был обращен к двери. В церковь тихо вошел детектив Уилинг и, стоя у двери, оглядывал собравшихся. Наши взгляды встретились за миг до того, как я успела отвести глаза.

— Если хочешь знать мое мнение, — прошептала Рейдин, — другой твой парень мне нравится больше, хотя этот тоже неплох.

— Рейдин, я не его имела в виду, — прошипела я. — Посмотри на старика, который плачет в последнем ряду.

Соседка снова оглянулась. Краем глаза я заметила, что она подмигнула детективу Уилингу и отвела взгляд.

— Ну… — медленно начала она, когда мы встали, чтобы запеть гимн, — твой дружок мне все равно больше нравится. Этот для тебя староват. — Она снова оглянулась. — Я бы сказала, он больше подходит по возрасту мне. Но в храме Божьем грешно думать о плотском, дорогая.

Я сдалась. Рейдин обитала в другой вселенной.

Теперь прихожане горланили гимн “Соберемся же все на реке”. Брат Эверит спустился с кафедры, подошел к первому ряду скамей, положил руки на голову матери Руби и стал молиться — или делать вид, что молится. Женщина покачнулась и рухнула на руки мужа. Брат Эверит несколько мгновений смотрел на нее, затем резко развернулся и пошел обратно, чтобы под конец гимна встать лицом к пастве.

— Братья и сестры, — сказал он, — Даймонды просили меня сообщить вам, что после погребения они принимают посетителей в своем доме. Помолимся вместе.

Он раскинул руки, запрокинул голову и стал читать молитву.