Стриптиз-клуб «Аллигатор»

– Примитивно мыслишь, Мартин! Мы не фальшивомонетчики, мы всего лишь инвесторы… – Джин задумался, а потом продолжил: – Одним из самых выгодных способов вложения денег сегодня считаются инвестиции в золотую монету. Никаких специальных условий хранения она не требует. Ее даже в кошельке носить можно. Монеты бывают двух видов – памятные и инвестиционные. Памятные монеты интересны тем, что кроме стоимости драгоценного металла, из которого монеты изготовлены, они имеют еще и нумизматическую, художественную ценность. Здесь важно точно угадать, какая именно монета будет дорожать со временем. Однако нумизмат, скупающий монеты, никогда не приобретет монету с изъяном.

– С каким таким изъяном?

– Изъяном считается нарушение целостности монеты, а следовательно, речь идет о частичной потере ее стоимости. Нумизмат не купит монету, если она затерта, поцарапана, если просверлена и так далее. Идеальное состояние монеты такое, при котором она была явно исключена из обращения и чудом дошла до наших дней нетронутой.

В США чеканились «Орлы» – монеты достоинством десять долларов – и «Двойные орлы» – достоинством двадцать долларов.

– Считаешь, мне все это нужно знать?

– А как же! Фирма у нас находится в Лондоне, ты англичанин – тебе, как говорится, и карты в руки…

И тут меня осенило! Оказывается, я этому проныре-американцу приглянулся, потому что англичанин… Стало быть, без меня его планам – крышка!

– А цены на памятные монеты от чего зависят? – проявил я заинтересованность, сообразив, что знание тонкостей нумизматики мне пригодится.

– Хороший вопрос! – произнес Джин с воодушевлением. – Дело в том, что памятные монеты выпускаются ограниченным тиражом – от ста штук до десяти-пятнадцати тысяч. И чем «старше» такая монета, тем она дороже. В наши дни золотые монеты перестали быть платежным средством и вышли из обращения. Теперь их назначение в другом – во многих странах их чеканят в честь какого-то события либо по случаю знаменательной даты. В основном для коллекционеров. Монеты типа proof, то есть «не поддающиеся внешнему воздействию», относят к высшему коллекционному состоянию. Такие монеты нельзя даже трогать руками. Их касаются только в нитяных перчатках и сразу помещают в прозрачные пластиковые футляры.

– Хотелось бы мне взглянуть на такую монету!

Джин достал из кейса монету в пластиковом футляре и положил на стол.

– Вот, взгляни!

Я взял монету. Для своего размера она оказалась довольно увесистой.

– Что это за монета?

– Это крюгерранд, – произнес Джин с расстановкой. – В 1970 году в Южно-Африканской Республике начали выпускать золотые монеты крюгерранды, названные по имени основателя и первого президента ЮАР Пауля Крюгера.

– А почему еще и «ранд»?

– «Ранд» обязан своим названием Витватерсранду, крупнейшему в мире месторождению золотоносных руд в ЮАР. Крюгерранд содержит ровно одну тройскую унцию золота. Треть крюгеррандов находится на руках у американских нумизматов – больше, чем собственных «Золотых орлов». Массу одна унция имеют также канадские золотые монеты «Кленовый лист».

– И много у тебя крюгеррандов?

– Пока только три.

– Ну и с чего мы начнем?

– Мы начнем с того, что я сейчас дам тебе три крюгерранда, и ты поедешь с ними в город, где постараешься продать их по самой высокой цене. Считай это поручение проверкой твоих способностей. Если смоешься, я заявлю в полицию, что ты украл у меня эти монеты, а если привезешь мне выручку от их продажи, считай себя моим компаньоном. Вопросы есть?

– Вопросов нет! – расплылся я в улыбке.

Сидя за рулем «тойоты» Джина, я катил по шоссе в Форт-Майерс и размышлял. Продать три монеты за самую выгодную цену, не предъявляя никаких документов, не принимая чеков и не привлекая к себе нежелательное внимание, по-моему, несложно. Однако последнее соображение заставило меня притормозить у магазина подержанных вещей, и за пару минут я сменил гардероб.

– Вы неплохо смотритесь, – заявила молодящаяся старушенция с выщипанными бровями и клевым загаром, стоявшая за прилавком.

Склонный с ней согласиться, я отстегнул продавщице десятку из тех баксов, что дал мне Брэд, и вернулся к «тойоте» в джинсах «Вранглер», белой футболке и гавайской рубашке.

Выдрав нужные мне страницы из телефонного справочника в закусочной, я отыскал адреса ростовщиков и отправился на их поиски.

Шерри-Ли между тем не шла у меня из головы. В моем любвеобильном сердце любовь вспыхивала легко, но благоразумием не отличалась. Я почему-то постоянно испытывал страсть к официанткам, что странно, потому как гурманом меня можно назвать лишь с большой натяжкой. Кроме официанток, меня по понятным причинам влекло к барменшам, хотя они редко отвечали на мои чувства взаимностью. Но так или иначе, официантки и барменши были просто временными увлечениями, болезненными, но сладостными ранами, которые я наносил себе сам. Они зудели, то и дело напоминали о себе, а потом проходили, как ноющая боль от пирсинга, который делают в торговых центрах.