Сейчас, окидывая мысленным взором всю свою прошлую жизнь, Дэррелл вдруг понял, что женитьба на Эрин была высшей ее точкой, самой большой возможностью, какая ему только представлялась. Даже сейчас, если когда-нибудь ему удастся вернуть все на свои места, она остается его самым большим шансом на успех. Но ведь, черт побери, он тоже старался потрафить ей: бросал пить, переставал изменять, находил дневную работу. Однако такая жизнь была не для него. А может, и даже вернее, он не для нее. Его хронически раздражала та ответственность (точнее, ее многочисленные и разнообразные проявления), которую добровольно возлагает на себя человек, живущий в соответствии с законами и общественными нормами. А Эрин даже и не пыталась понять этого. Когда их брак распался, Рита сожалела об этом, а он, Дэррелл, говорил:
– Мне нужна такая, как я сам: чтобы не оглядывалась поминутно направо и налево и чтобы думала не только о сегодняшнем дне.
Теперь, в рамках размышлений о сегодняшнем дне, Дэррелл Грант сосредоточил свое внимание на двух проблемах: как унять дикую боль в руке и каким образом выцарапать Анджи у бывшей супруги.
После ужина Рита вышла из трейлера и заглянула под него. Она была одета, как всегда, когда собиралась идти к своим питомцам: хоккейная маска, брезентовые рукавицы до локтей, рваный домашний халат. Дэррелл заметил, что теперь она надевает еще и пластмассовые щитки-наголенники.
– Я принесла тебе немного жареного цыпленка, – сказала Рита. – Корочка – просто объедение.
Она поднесла ко рту брата холодную куриную ножку. Дэррелл откусил большой кусок и выплюнул косточку.
– Послушай-ка, у кого это был рак – у миссис Гомес?
– Нет, у ее мужа. Он умер в августе.
– Пари держу, что у нее еще остались его таблетки.
– Прошу тебя, Дэррелл!
– И они наверняка у нее в аптечке, в ванной. – Он поднял голову. – Рита, я скоро свихнусь от боли. Пожалуйста...
– Ты ведь уже спер у бедной старухи машину.
– Но ее муж ведь умер, верно? Значит, какой смысл оставлять вполне годные лекарства валяться зря в аптечке?
– Но я даже не знаю, что искать.
– Демерол, дилаудид, кодеин – черт побери, тащи все, на чем написано имя этого старика.
– Хорошо. Но потом ты уйдешь, – решительно сказала Рита. – Ведь копы могут появиться в любую минуту.
– Уйду. Обещаю.
Ему нужно было кое-что еще, но он не мог попросить об этом сестру, потому что она ни за что не согласилась бы. Ни за что, никогда.
«Но ничего, – подумал Дэррелл, – я и сам знаю, где его искать. Альберто держит его там же, где и любой житель Майами: в „бардачке“ машины».
И притом заряженным. С полной обоймой.
Перенести ужин у губернатора на другой день удалось без каких бы то ни было трудностей. Будь мысли Малкольма Дж. Молдовски менее заняты возникшими проблемами, он заметил бы в голосе губернатора нотку облегчения. Что-то с желудком? Что ж, Малкольм, очень жаль. Позвони непременно, когда тебе станет лучше. Положив трубку, губернатор повернулся к находившемуся рядом помощнику и сказал со вздохом:
– Дай-то Бог, чтобы это была опухоль.
Направляясь в Тэрнберри-Айл, Молдовски в который раз прокручивал в голове все, что произошло, и пытался зацепиться хоть за что-нибудь. В конце концов, этот коп говорил только о слайде и о счете из гостиницы.
Объяснение по телефонному звонку из Миссулы найти можно. Можно сказать, что в тот вечер в доме были гости. Звонили они, звонили им. Нетрудно будет найти кого-нибудь, кто согласится (за деньги, разумеется) сказать:
С фотографией будет посложнее. Разумеется, этому проклятому кубинцу уже известна вся история, связанная с ним. Малкольм Молдовски яростно вцепился в руль, лавируя среди потока машин. Перед его мысленным взором снова и снова вставала одна и та же воображаемая, но в недалеком будущем, возможно, вполне реальная сцена...
Конгрессмен Дилбек, одетый только в боксерские трусы и широкополую ковбойскую шляпу, жалкий, подавленный, стоит на носу яхты.
Сержант Гарсиа, с хитрым видом попыхивая сигарой, ходит вокруг него кругами, как голодная пантера, помахивая в воздухе кодаковским слайдом и обстреливая конгрессмена вопросами, один страшнее другого, с такой скоростью, что Дэвид Лейн Дилбек не успевает придумать правдоподобных ответов.
Дилбек путается, дрожит, вот-вот расплачется. Да, сержант, это я изображен на снимке. Я, с бутылкой из-под шампанского в руках. Поймите, умоляю, я не совсем здоров. Я не в состоянии сам контролировать свои животные потребности, я нуждаюсь в помощи. Спросите эту леди, она вам скажет. Я никогда прежде и мухи не обидел...