Стрельцы у трона

   Взволнованная, вышла к ним царевна и сразу стала рисовать печальную картину, какая ждет царство, если они, опора трона, последуют за безумными изуверами, не умеющими понять того, что читают...

   -- Нас ли, государей ваших, и земли спокойствие, променяете на шестерых чернецов-распопов? Ужли^ъ святейшего кир-патриарха им предадите на поругание?.. Горе мне... Не вы ли спасли и наши персоны, и все царство? -- со слезами уж заговорила эта лукавая и умная правительница. -- Кровь свою проливать за нас не щадили. И мы помним о душах ваших. Верьте, спасетесь и без тех юродов... Не слушайте и иных людишек лихих, хотя бы и высокова были звания и поставлены над вами. Как встали -- так и сведены будут! А наши к вам милости -- не престанут притекать. Не хватит казны -- государи-цари и я сама кику останную в заклад отдам, продам крест золотой нательный -- вам все дам, коли надо будет, коли нужду какую узнаете. Служите и нам, государям, как служили, прямите по правде, по присяге святой, как во храме Господнем присягали.

   Первые отозвались выборные Стремянного полка:

   -- Да не крушись так больно, государыня-царевна... Уж, сказать по правде, мы за старую веру не стоим. И не наше это дело. То -- дело и власть патриарха да всего священного Собора.

   -- И нам до веры дела нет. Верим -- про себя. А в дела государские да патриарши мы не суемся, -- в один голос поддержали и остальные выборные.

   Такой ответ сразу успокоил Софью. Она теперь знала, как ей поступать.

   Выборные были одарены деньгами, чинами. Их тут же угостили хорошо и отпустили домой.

   И везде по полкам было объявлено выборными:

   -- В споры о вере, какая лучче, старая, новая ли, мешаться стрельцам не надо.

   Но далеко не все рядовые стрельцы согласились с таким решением. Они понимали, что выборные недаром так поддерживают волю Софьи. И им хотелось получить тоже долю в милостях двора.

   А титовцы из преданности расколу грозили новым мятежом и, намекая на рокот барабанов из собачьей кожи, которые гремели в мае, толковали по кругам:

   -- Добром с ними, с дворцовыми, не разделаешься. Пора сызнова за собачьи шкуры приниматься...

   Этот полный угрозы каламбур не по душе пришелся Софье.

   Она послала своих клевретов и к себе призвала рядовых стрельцов, попов слободских, вообще всяких коноводов, подкупала их словами и рублями, и кончилось тем, что к концу недели стихли всякие толки о "старой вере" на стрелецких сборищах.

   Сейчас же царевна дала приказ: все главари раскола были переловлены и засажены за крепкими затворами на Лыковом дворе.

   Недолго тянулся суд.

   Никите Пустосвяту отсекли голову как раз на седьмой день после прений в Грановитой палате, 11 июля 1682 года. А остальных -- кого засадили в тюрьмы, кого разослали по дальним местам. Немало из мелких участников этой короткой смуты успело разбежаться по разным городам.

   Безнаказанными остались главные виновники натиска раскольников на патриарха, на самих царей: Иван Хованский и сын его Андрей.

   Но и на них уже Софья ткала крепкую паутину. И потому раньше времени не трогала этих крупных недругов своих и царства, чтобы не пришлось жалеть о несвоевременном выступлении.

   Мятежный дух нет-нет да вспыхивал в стрельцах, старательно подогреваемый Хованскими.

   Но Софья умышленно делала вид, что не замечает ничего. По совету Милославского и по своей осторожности, царевна хотела, чтобы Хованский совершил целый ряд поступков, способных восстановить против наглеца не только бояр, но и всех других, до стрельцов включительно.

   Ждать пришлось недолго.

   Мало того, что Хованский угрожал всем, несогласным с его мнениями, обещая натравить стрельцов, -- он унижал самых заслуженных бояр.

   -- Ни един из вас, -- говорил он им часто, -- не служивал, подобно мне, государям моим. Где вас ни пошлют -- везде и всюду государство вред терпит от худой, неразумной, нерачительной службы вашей... Только поношение было земле русской от вашей безумной гордости и спеси боярской... Мною лишь все царство и держится. Меня не станет -- будете все вы на Москве по колени в крови бродить...

   И сам же сеял князь смуту в полках.

   Больше месяца прошло, пока Софья решилась действовать, и то не раньше, чем пошли толки, что Хованский готовит стрельцов к новому мятежу, поджигает умы рассказом о том, как на совете отказали выдать стрельцам в пополнение жалованья сто тысяч рублей.

   -- Дети мои, уж и мне за вас стали грозить бояре... Мне боле делать нечего. Как хотите, так сами и промышляйте, -- открыто объявил "батюшко" своим деткам.

   Немудрено, что те снова стали точить свои бердыши и копья.

   Только Стремянный полк по-прежнему не принял участия в волнениях.

   И вот, когда настал чтимый Москвою праздник Донской Богоматери, когда двор, окруженный стрельцами и народом, должен был совершить торжественное шествие в Донской монастырь, -- с крестами, с хоругвями, -- оба государя и царевна в крестном ходе участия не приняли, опасаясь убийства, как пронеслись слухи по Москве.

   Вместо этого Софья и оба государя сьехались вместе в селе Коломенском, и оттуда был дан приказ Стремянному полку: явиться в полном составе на охрану царской семьи.