Стрелка

Интереснее про количество сала, которое нужно положить в котёл для изготовления наваристых щей? Теперь я понял, почему прежний кухарь толстым был — жрал много. Куски из котла вытаскивал, пока никто не видел, и лопал. На Руси говорят: «щи со звёздами». Вам интересно? Вы — «профессор кислых щей»? Или про то, как хоругвь Дворковичей с ярославскими сцепились? На кулачках. А потом все «верхние» набежали, и ярославских толпой задавили? А мы не пошли. Потому что у нас свои ярославские ребятишки есть. И бить их не за что. Или про то, как татя поймали? Украл тут один… рубаху у… у одного. Тот сам видал, божился и клялся. Татя — «в куль да в воду». Только пузыри пошли. На другой день терпила свою рубаху сыскал — в другом хотуле была.

Ещё можно из смешного: как у Афони в руках весло сломалось. Он — гребанул, оно — хрясь, он — брык. Троих гребцов, что по левому борту за ним сидели — завалил. А правый-то борт гребёт! Нас с речки и унесло. На лужок.

Со всех соседних лодий — насмешки в перекличь:

– Гля! Христы тверские явивши! По суху аки по водам гребут. Эй, мОлодцы, греби шибче — корову догоните!

Весло-то не просто так хрясь — мы гуся этим веслом скрадали. Ну что тут непонятного?! Охота-то — хоть чем, была бы дичь.

Гусь, как гусь. Домашний, видно. То ли отбился, то ли заблудился. Но — дикий. В смысле: на сто шагов никакого жилья.

Как Афоня его углядел на том берегу? Там и речка не речка — ручей заросший. Или протока какая. Пока народ свои лодии выводил да выстраивал, мы в эту протоку — шасть. Точно — есть гусь! Ничейный! Ну кто ж мимо ничейного пройдет!

Мы гребем на него, вроде, ноль внимания. Он тоже слегка посторонился и перья чистит. Афоню — на передок с веслом. Мы к гусю — грёб. Подкрадаемся.

Только выходим к зоне поражения — гусь тоже — грёб и опять перья чистит.

Афоня с поднятым веслом так и замер. На передке в замахе.

Еще б чуть — достал. Но гусь, как длину весла прикинул — мы грёб — он греб. Мы грёб — он грёб. И все это в полной тишине.

Тут мне Паниковский и вспомнился. Все такие серьёзные, вроде — охотники, а меня смех разбирает. Хоругвенные мои, глядя на меня, рожи вытянули, креститься начинают — боярич с лавки сполз, морда красная, весь трясется. Меня от этого еще больше колбасит, ну просто чувствую себя командором и начальником автопробега, уже задыхаться стал, а в голове:

– Паниковский, бросьте птицу!

Тут, наконец, гусь оплошал — к берегу ломанул и попал в зону действия афониного весла. Хоругвь — грёб, Афоня, что Илья Муромец двуручным мечом, этим веслом со всего маха — хрясь гуся по горбу! Убил!

Чуть пополам не перерубил. Гуся за шею и под лавку. Все на весла навалились — когти рвать с места преступления. Ничейный-то он ничейный… Тут Резан всех тормознул, заставил камыша нарезать — гуся прикрыть. Как чуял — через метров пятнадцать на бережку дедок сидит с мальком — гусей пасут. Как мы их в пылу гусиной погони не приметили?

Вот когда из протоки выруливали афонино боевое весло «хрясь!» — и сделало.

Потом — снова в речку уволакивались, караван догоняли, обгоняли… гребля, блин… Оксфорд с Кембриджем со своей регатой — отдыхают в сторонке. Ярославские нам дорогу заступали, мы ругались и маневрировали… встали, наконец, на своё место.

Потом ребятишки до ночи хихикали — вспоминали какой у Афони был глупый вид. Каждый повторил физиономию Афони в момент разрушения весла и некоторые высказанные им реплики. Всего — 62 раза. Смешно. Животики понадорвали. Только Сухан не повторял — «живой мертвец» к артистическому искусству не способен. И — Лазарь.

Веселились, пока кулеш с гусем не поспел…

Нехорошие подозрения возникли, когда гуся общипали. Как-то он больше похож был не на гуся, а на ската — какой-то сильно плоский с хвостом-шеей. Как наш ярославский шеф-повар продемонстрировал нам, что стало с несчастной птицей, все уставились опять на Афоню. Уже невесело.

– А я цо? А я ницо! Ано ж ноге мягше гребсти, чем на досках! Хто ж знал, что там гусь?

Этот… эта редиска весь день грёб, упираясь ногами в гуся! Шмяк-чвяк, шмяк-чвяк…Гусёнок табака ёпт… В общем внутри там все гм… гомогенизировалось, как химики говорят. Вместе со всей требухой.

Кулеш, конечно, съели. Афоня даже приговаривал:

– А фо? Ифё нифё полуфилфя. Фкуфный! Фука невевуха! Иффё и вубы выбили!

Губоньки, как у Машки Распутиной, будто в них по двадцать кубов силикона накачали, да и нос набекрень.

А я свою пайку Сухану отдал. Ему все равно, что жевать.

Один я гусятинки не попробовал. И — Лазарь.