Стреляй вверх – не промахнешься

– Слышь, ты по-русски понимаешь?! – Старший заметно нервничал. Вообще-то на такого рода мероприятиях он был не в первый раз. Вот только в роли старшего впервые. До сих пор всем терляевым в звене ведал Кирпич. Но тот где-то потерялся. Не появлялся сам, и телефон был недоступен. Вот и приходилось выкручиваться, что-то придумывая на ходу.

– Ай, руске харашо понимай! – как китайский болванчик, кивал таджик. – Крыша ест!

И потыкал вытянутым пальцем вверх.

– Ты дебил! – начал заводиться старший. – Я нагадить хотел на твою крышу! Ты платишь кому?

– Налоговый платишь! – начал загибать пальцы таджик. – Пенсионный платишь. Участковый – тоже платишь.

– Значит, и нам будешь платить, – решил старший. А хрена ли с этим чурковым церемониться?

– За что? – Неожиданно владелец кафе перестал улыбаться.

– Должен потому что, – начал объяснять бандит. – По жизни…

Наверное, он собирался рассказать обычную в таких случаях мулю насчет братвы, «страдающей за коммерсов» на зонах без грева. Но только Шовкат слушать его не пожелал:

– Нет, не должен!

– Как это не должен?! – Старший уже и сам чувствовал, что потерял инициативу в разговоре, причем этот нерусь его ни капельки не боялся. Бандит уже и не знал, как ему дальше быть.

Но тут вмешался один из молодых, недавно попавших в бригаду и стремящийся в ней утвердиться.

– Да чё с ним базарить! – рявкнул он и вкатил очень даже неплохой хук справа в челюсть Шовката.

Тот упал на пол. Бандиты несколько раз пнули его, но не калечили. Можно сказать, пыль выбили, поучили немного. Они ведь за деньгами при-ехали. А с калеки или с трупа взятки гладки.

– Ты все понял, чмо?! – воспрянув духом, старший встряхнул Шовката за ворот. – Бабки гони! А то тебя самого зарежем, официантку твою трахнем, а гадюшник твой сожжем к бениной маме! Понял?!

– Понял, понял! – бормотал таджик, закрывая голову руками. – Сколько дэнга нада?

– Сколько?.. – на мгновение задумался старший.

Нет, про бандитский процент все понятно. Но вот только какую сумму составит этот процент от того, что есть сейчас у нового данника? Этого бандит не знал. Но тут ему опять пришел на помощь молодой:

– Сколько есть – все давай! Штраф! Чтобы в следующий раз вел себя, как положено, а не быковал!

Тоже одно из правил разводки – завиноватить того, кого собрался обобрать. То есть у него должно сложиться впечатление, что деньги забирают не просто так, потому, что жрать охота, а работать – не очень. Обирают его потому, что он сам виноват. Повел себя неправильно, сказал что-то лишнее и оскорбительное, посмотрел не так… При желании, как говорится, можно и до столба докопаться.

Шовкат полез в карман, достал оттуда пухлый бумажник, открыл его, начал пересчитывать деньги, среди которых были и рубли, и доллары. Таджик кряхтел и постанывал, перекладывал купюры из одного отделения в другое, что-то неразборчиво говорил себе под нос. В конце концов, старший не выдержал, вырвал бумажник из рук владельца. Переложив деньги в свой карман, швырнул лопатник на пол перед Шовкатом.

Молодой шустрик в это время подошел к барной стойке.

– А ты чего смотришь? – неособенно вежливо обратился он к бармену. – Кассу открывай.

– А оно тебе надо? – спросил бармен.

– Чё?! – вызверился бандит. – Ты чё, фуцан, рамсы все попутал, реально?! Делай, что тебе говорят!

– Понял! – Бармен открыл кассу и отступил в сторону. – Прошу…

Бандит перегнулся через барную стойку, запустил руку в ячейки аппарата, выгреб оттуда все, что было – кроме, конечно, мелочи.

– Вот так-то! – бросил победный взгляд на здоровяка-бармена.

Старший в это время втолковывал таджику:

– Через месяц я к тебе подъеду, в этот же самый день. Приготовь деньги. А то будет то же, что и сегодня. Но только хуже. Ты меня понял?

– Понял… – отвечал Шовкат.

– Смотри мне! – Взмахнув кулаком над головой «ресторатора», бандит крикнул своим спутникам: – Уходим!

Бандиты потянулись к выходу из кафе. Через несколько секунд в зале остался только сам владелец да бармен. Официантка, как только началась возня, сочла за благо укрыться в подсобке.

Таджик присел на стул, кончиками пальцев помассировал-погладил скулу, в которую пришелся удар бандита.

– Больно? – сочувственно поинтересовался бармен, выбираясь из-за стойки.

– Да не так больно, Вася, как обидно, – ответил Шовкат. – Как представлю себе, сколько народа эти уроды вот так вот гнут… Своими бы руками порвал. На мелкие кусочки.

В это время из подсобки вышли еще двое мужчин. Один – Максим Оболенский. А с ним – невысокий малый лет тридцати с видеокамерой в руках.

– Ну и как там? – обратился Шовкат к оператору. – Я хоть свою физиономию не зря подставлял?

– Все зафиксировано отлично! – Малый покачал своей камерой. – Даже если вымогательство не пролезет, налицо грабеж. Никуда не денутся.

– Ну тогда все хорошо! – улыбнулся таджик и, прислушавшись, сказал: – Кажется, началось…

С улицы доносились крики и шум, напоминающий шум драки…

2