Стрелецкий десятник

Юрша вышел на лед. На полголовы ниже иноземца он, а в плечах, может, ему ровня. Долговязый смело пошел в наступление, Юрша отступил. Все людское скопище притихло так, что стал слышен галочий гомон на деревьях вдоль Неглинной. Десятник скоро приноровился к ударам фрязина, ловко начал отражать их, и догадался, что у того сабля небось вершка на два длиннее обычной русской. Целый круг пятился, потом перешел в наступление, оттесняя долговязого на середину очищенного поля. Здесь фрязин, парируя удары, задыхаясь, прохрипел:

– Московит… давайт… отдых.

Юрша согласился и сразу отступил. Фрязин наклонился, загреб горсть снега, часть положил в рот, остальным вытер лицо. Юрша тоже хотел вытереться рукавом. Только прикрылся, тот зверем бросился на него. Скрипнувший под ногой фрязина снег спас Юршу. Он вовремя отпрянул в сторону, но, поскользнувшись, упал, а иноземец продолжал наносить удары.

Люд московский сроду за справедливость, а тут лежачего бьют! Стражу растолкали, на помощь рванулись. Такой рев грянул, что по Неглинной и в Кремле иней с деревьев посыпался, воронье в небе закружилось. Но помощь не потребовалась. Юрша отбил нападение, откатился в сторону и, улучив момент, вскочил на ноги и тут же сам кинулся на противника. Тот понял, что здорово разозлил соперника: не справившись с лежачим, тем более не одолеет его в равном бою. Сделав последний выпад, он со всех ног бросился к судьям, которые в это время вышли на лед.

Юрша бегать не разучился, он догнал фрязина и со всей силой стегнул его по спине саблей плашмя. Тот упал и распростертым скользнул под ноги своим.

Иван наградил Юршу не одним, как обещал, а двумя рублями серебра, которые тому очень пригодились – они вместе с Акимом ставили новый дом в Стрелецкой слободе. И еще царь повелел с этого дня Юрше и его десятку стрельцов находиться в своей охране.

13

Изба для охраны в Тонинском дворе большая, нары во всю стену двухъярусные, на сорок воев. Огонек лампады освещал лишь образ Богоматери и Георгия Победоносца в переднем углу да выскобленный до белизны стол и скамьи вокруг, а уж по углам шевелилась густая темень.

После ужина Юрша облюбовал себе место на нижних нарах в самом темном углу. Вои его десятка рядом повалились, ребята половчее наверх забрались. Все разом уснули, а Юрше не спится, перебирает он в памяти события дня. Какую награду получил! Серого в темных яблоках коня, лучшего в тонинской конюшне!.. И вдруг Лебедя заслонил образ боярышни. Он вновь ощутил на своих руках теплую тяжесть ее тела, увидел совсем рядом голубые глаза и черные ресницы… Так живо все представилось ему, что аж крякнул от удовольствия. Около него зашевелился Аким, зашептал:

– Не спишь чего?

– Да вот… – и слукавил: – Коня… хорош вельми.

– Этот конь нам заботы прибавит. В поход его брать нельзя.

– Пошто так?

– Рассмотрел я его: жидковат. Мало ездили на нем, на первой же полтысяче верст засекется.

– Не возьмем, а вдруг царь спросит, где подарок? Что тогда?

– Так и объяснишь… Меня другое гложет. Царь Лебедя отдал против воли боярина Прокофия, а нам не с руки его сердить. Может, поговоришь с Прокофием? Коня ему оставить. Вернемся из похода, он расплатится с тобой. А, Юр Василич?

– Жалко.

– Вестимо, жалко.

Юрша начал подыматься с нар:

– Пойду посмотрю все ж.

Он никогда не возражал Акиму, так уж повелось с детства. Тому под пятьдесят, а Юрше в апреле, в день великомученика Георгия Победоносца исполнилось двадцать шесть. И как он начал помнить себя, в Кирилло-Белозерском монастыре всегда рядом находился Аким – учил стрелять из лука, махать саблей, впервые посадил в седло… Тогда Аким большую часть времени уделял Юрше. Получилось так, что маленький послушник хотя и жил в монастырской келье вместе с другими, но имел своего дядьку-воспитателя. Потом Аким женился, но детей у него не было, и со временем все стали считать Юршу его приемышем. Точно так же думали и соседи в московской Стрелецкой слободе, где Аким с Юршей строились.

На службе Аким относился к приемному сыну с заметной почтительностью, величал по отчеству, как начального человека; это тоже не удивительно, ведь он стал десятником, а Аким ходил у него в подчинении.

Но Юрша, как и ранее, во всяком деле к советам наставника не оставался глух.

А сейчас видишь чего посоветовал Аким… Отдать царский подарок!.. И как только язык повернулся!

На ходу застегивая терлик, Юрша вышел на крыльцо в раздумье. И вдруг перед ним возник Васек, парень лет шестнадцати, рыжий, веснушчатый.

– Тебя ищу, десятник. На конюшню иди к Ворону, там жди. – Сказал и хотел уйти, но Юрша поймал его за плечо, повернул к себе:

– Кого ждать, вьюн?

– Ой, больно! – пискнул тот. – Не велено сказывать. Там узнаешь.

Васек хитро подмигнул и исчез. А Юршу охватило беспокойство. Еще на охоте он понял, что Васек – доверенный слуга боярышни. Нетрудно догадаться, кто его станет ожидать.