Стрелец

Дежурство, как и большинство из них, прошло тихо. Даже буянов не попалось. Да и чему удивляться, коль всю ночь и день вьюжило. Ну и кому вздумается в такую погоду шляться по улицам? Разве что татям. Но в патрулируемых ими кварталах Стрелецкой и Огородной слобод было тихо. Вот и ладно. Обидно лишь, что когда дело подошло к смене, так сразу же и ветер утих.

Наутро, ничего не объясняя сыну, Архип велел ему собираться и повел в приказную избу. До обеда полковник всяко-разно будет на месте. Иначе никак. Он ведь в слободе вместо головы. Кстати, еще с десяток лет назад так и прозывался. Это уж новое веяние пошло на полковников.

— Разреши, Василий Иванович? — Заглядывая в приоткрытую дверь, поинтересовался Архип.

— А-а, Карпов. Заходи, — оторвав взор от бумаги, что была у него в руках, тут же отозвался полковник. — Мне Якимов уже обсказал твое дело. Сына, гляжу, уже привел. Ну что я могу сказать, Бог помощь. Кстати, Архип, нехорошо как-то получается. Булат куешь, а полковнику своему даже не предложил.

— Так я это…

— Нешто подумал, что я не смогу уплатить полной мерой?

— Да что ты, Василий Иванович. Просто оно мне и невдомек было.

— Что невдомек? То, что я восхочу иметь у себя клинок знатный? Или он у тебя не так чтобы и знатный?

— Как это не знатный. Как есть отличный булат.

— Мне сказывали, ты его за полсотни рублей сторговал. Не соврали?

Вот потому и молчал, что цена товара резко упадет до неприлично скромной. Вообще-то даже восемьдесят рублей за такую саблю мало. Сотня, и то не факт. Вот только поди найди того, кто сможет купить по такой цене. Разве что бояре да князья, но тем еще и вид товарный подавай. Да и не всяк любитель этого дела. Оттого и пришлось продать купцу. Тот его облагородит у другого мастера, обрядит в нарядные рукоять и ножны, да задвинет подороже. Булат нынче великая редкость. Все больше дамаск. Но это уж совсем иное.

— Не соврали, Василий Иванович, — скрывая свое разочарование, ответил кузнец.

— А что, еще один готовый имеется? А то я выкуплю.

— В работе. Вскорости готов будет.

— Вот и ладно. Сторговались, выходит?

— Как есть, господин полковник.

Еще бы не сговориться. Полковник ведь может и ход делу дать. А царь-батюшка с фискалами страсть как не любят тех, кто укрывается от податей. И тогда уж наложат такой штраф, что не возрадуешься. Да еще и батогами пройдутся. Э-эх! Надо было сразу и самому. Ну да чего теперь-то.

— Ну что, Иван, рад поди? — обратился к парню полковник Дмитриевский.

— Рад чему? — не понял парень.

Если тому, что батю вот так в наглую нагрели на добрых тридцать рублей, так и не очень. Пусть тот и жаден без меры, но ведь в одном доме проживают, а потому такой потере Иван никак не мог радоваться. Или они о чем-то ином?

— Ты что же, Архип Алексеевич, сыну ничего не сказал?

— А чего ему сказывать, — отмахнулся стрелец. — Всяк млад мечтает о том, чтобы в стрельцах оказаться, о славе да боевых походах.

Че-его-о!!! У Ивана даже слов не нашлось от захлестнувшего его возмущения. Причем это было настолько явственно видно по всему его облику, что отец тут же отвесил ему подзатыльник. Будет он тут свой норов показывать! Он пока никто и звать его никак. Есть отец, вот он и решит, как оно лучше, чему быть, а чему не бывать.

— А как не восхочет сынишка-то? — откинувшись на высокую резную спинку стула, усомнился полковник.

— Как это не восхочет? — искренне удивился Архип. — Ты скажи, Василий Иванович, принимаешь ли парня в полк взамен меня. А уж он-то восхочет, — решительно рубанул отец.

— Принимаю, Архип Алексеевич. Веди парня к дьяку, пусть оформит все надлежащим образом.

— Благодарствую, господин полковник.

Дьяк их уже поджидал. Даже бумаги заранее подготовил. Осталось только подписать. А то как же. Рубль животворящий еще и не на такое способен.

— Держи, Иван, — протянул он парню небольшой лист бумаги. — С этим пройди в амбар да получи полагающееся. Архип Алексеевич, парень тут расписался в получении всей военной справы, так что передашь ему все дома. Да не забудь отдать оба кафтана, парадный и подбитый мехом. На два года дадены, парню еще полтора года дохаживать.

— Не сомневайся, Фрол Емельянович, все передам в лучшем виде.

— Вот и решили. Теперь по оплате. С тебя восемнадцать с полтиной рубликов податей. Церковный сбор на постройку церкви на Грязях в Белом городе пятьдесят копеек. Да на ремонт Мясницкой надвратной башни тридцать копеек. Итого девятнадцать рублей тридцать копеек. Пятую деньгу взыскивают по осени.

— Эка набегает, — едва сдерживая возмущение, произнес кузнец.

— А ты как думал. Податное житие — оно такое. Да не журись, Архип Алексеевич, то с непривычки. А там попривыкнешь. Зато время на службу тратить не надо. Ну и свет в окошке — годовое жалованье в семь рублей Ивану как новичку полагается выплатить сразу и без задолженностей. Подать на подворье также долой. Вот и выходит, что тебе остается уплатить три рубля восемьдесят копеек.

— Хм. Ну, так-то да. Так-то уже и не сильно много выходит. Но все одно изрядно.