Стрельба по «Радуге»

— В ваших? — удивилась Лисова. — Ничего я не усматриваю. Да будет вам известно, Алексей Александрович, что все обследования проведены на абсолютно законных основаниях. В соответствии с распоряжением по управлению медслужбы… не помню входящий номер, но могу для вас посмотреть… к нашей организации приписан ряд производственных объединений, находящихся на территории административного округа, с целью оказания их рабочим и служащим необходимой медицинской помощи. Евгений Борисович лично занимался этим вопросом и утвердил список наших клиентов, которым мы оказываем соответствующую медицинскую помощь на коммерческой основе. Так что о каких-то нарушениях не может быть и речи.

И она равнодушно замолчала. А Севастьянов вдруг почувствовал, что попал в такой скверный просак, откуда ему теперь вот так, запросто, и не выскочить пожалуй, и это обстоятельство его только разозлило.

— А что, избавиться от них нельзя… было? — брезгливо сказал он.

— Зачем, они исправно переводят деньги.

— А дезавуировать, так сказать, э-э… не получится?

— Вы сомневаетесь в моих профессиональных знаниях?

— Ни в коем случае. Вы неправильно меня поняли. Дело совсем в другом. Там, кажется, какая-то темная история, смахивающая на провокацию, а я не хотел бы, чтобы доброе имя нашего госпиталя, и ваше в частности, трепали в связи с какими-то темными делами.

— Ценю вашу заботу, Алексей Александрович, особенно о моей врачебной деятельности, но вынуждена вам возразить. Речь в данном случае идет не об интригах, а о конкретных ссадинах и гематомах. И я не вдавалась в историю их происхождения.

— Значит, вы считаете, что поступили правильно?

— Разумеется.

— А что там, собственно, было? — он нахмурился, чувствуя уже свою полную беспомощность.

— Два человека, причем они руководители крупного производственного объединения, были безжалостно избиты. Мы зафиксировали многочисленные внешние повреждения, но рентген показал, что тяжких внутренних у пациентов, к счастью, нет. Правда, одному из них, опять-таки согласно договоренности с их предприятием, была предложена госпитализация с диагнозом сотрясение мозга, но пациент отказался. Тогда им были выданы акты экспертиз, по их просьбе, для предоставления последних в правоохранительные органы. Очевидно, с целью возбуждения уголовных дел по фактам избиений и нанесений телесных увечий.

— Но зачем же вы так скоропалительно выдали-то? — совсем уже огорчился Севастьянов. — Есть же порядок… сроки, наконец?..

— Все зависит, как вы знаете, Алексей Александрович, от степени занятости врача и просьбы пострадавшего. Нарушений я тут не вижу… У вас есть еще ко мне вопросы, Алексей Александрович? У меня не все дела на сегодня завершены.

— Та-ак…

Севастьянов совершенно уже не представлял, как ему сейчас реагировать на то, что произошло.

Звонить и оправдываться? Но ведь Тягаев и не требовал доклада об исполнении. «Сами, сами… — мысленно, конечно, передразнил Севастьянов своего начальника. Вот тебе и «сами»… с усами… И какой теперь выход?»

— Знаете, что, Елизавета Сергеевна, а принесите-ка вы мне те ваши заключения. Они, вероятно, остались в медицинских картах? Вот и хорошо, а я посмотрю… Благодарю вас, свободны, — и он, не поднимая глаз, потянулся к телефонной трубке, демонстрируя свою крайнюю занятость.

Лисова поднялась и молча вышла из кабинета.

Через десять минут секретарша Лидочка, тонко цокая высокими каблучками, внесла в его кабинет две медицинские карты и молча повернулась, чтобы уйти. А Севастьянов с непонятной для себя тоской вдруг обратил внимание на то, что ему б не над этой шелухой сейчас размышлять, а подмигнуть бы Лидочке, да намекнуть, что ее изумительные женские прелести так и толкают его на самое отчаянное нарушение всех мыслимых законов нравственности и субординации. Он ведь слышал, что Лидочка, в отдельных ситуациях и при определенных обстоятельствах, вовсе не строит из себя неприступную твердыню. И решительный натиск возбужденного страстным желанием противника якобы не раз заканчивался полной его «викторией». Он уже рот открыл, чтобы попытаться выразить нечто… невыразимое, но опоздал: Лидочка с гордым и убийственным равнодушием к его распаленным мечтам уже «зацокала» к двери на своих умопомрачительных ножках. И ему осталось только с тоской посмотреть на ее фигурку, затянутую в возбуждающе короткий белоснежный халат, который так шел ей… к лицу.

Бессильная ярость вдруг вспыхнула в Севастьянове, он готов был разорвать, уничтожить две эти совсем тоненькие медицинские карты, но… неожиданно передумал. Открыв нижний ящик письменного стола, небрежно сунул их между какими-то бумажными папками. Не было пациентов, вот и весь сказ. Никогда не было. Нет документа — нет и пациента…