Стрела времени (Повесть и рассказы)

Сейчас, вдыхая сухой морозный воздух, Николай Филиппович, чуть разгоряченный вином и недавним весельем, считал свою жизнь сложившейся необыкновенно удачно. Все идет хорошо — ничто не обрывается преждевременно, ничто не завязывается до срока; в следующем году ему и Людмиле Михайловне исполнится по пятьдесят лет — казалось бы, недалеки увядание и дни последние, но, человек рационального склада, Николай Филиппович не брал в расчет того, что неизбежно. Суета, полагал он, целесообразна, когда она хоть что-то может изменить, если же она бесцельна, то смешна. И мы, люди нового склада, не станем просить солнце, чтобы оно встало пораньше и скрылось за лесом попозже. Да к тому же и жизнь удавшаяся отличается от жизни неудавшейся, в дни горчайшие есть чем подсластить эту пилюлю — была Людмила Михайловна, и Сережа, и Оленька, и ожидание внука, и пара сносных соображений; ничем ты не отличен от живших до тебя, ничем не лучше — тихо ушли они, тихо уйди и ты.

Но покуда ты в благоденствии — не греши на день текущий, на простор за спиной: и день был хорош, и простор безмерен.

Ничего более в жизни Николая Филипповича не произойдет. Вернее, ничего такого, что нельзя было бы заранее прикинуть, то есть не будет неожиданностей. Может прийти еще одно-другое рабочее соображение, может быть два или три внука — тут неясно. Остальное все выяснено и не таит в себе неожиданностей. Это-то и есть главная удача сегодняшнего дня Николая Филипповича.

Сквозь сон Николай Филиппович слышал суету в комнате сына, тихие разговоры. Он проснулся. Проснулась и Людмила Михайловна.

— Что? Уже? — испуганно спросила она у Сергея.

В руках у Светы была заранее приготовленная сумка. — Я сейчас.

— Мы сами, — сказал Сергей. — Тебе надо спать.

Людмила Михайловна, поняв, что будет мешать сыну, покорно кивнула.

— Машину надо вызвать.

— Нет, Света не хочет. Дойдем, это близко.

— Ну, удачи! — Людмила Михайловна хотела перекрестить Свету, но, боясь фальши, отвела руку.

Николай Филиппович знал, что не заснет, пока не вернется сын, и, чтоб не томиться напрасно, пошел на кухню и, плотно закрыв дверь, закурил.

За окном все было тихо, полная луна светила ярко, тени от деревьев и фонарей были темно-синие, неверные, как в изломе. Дома казались зыбкими и скошенными. Проехала милицейская патрульная машина с вращающимся синим огнем.

Николаю Филипповичу было сейчас тревожно, так же тревожно, как двадцать восемь лет назад, когда появлялся Сережа. Все его сейчас тревожило: и вылизанный, белый с желтыми подпалинами диск луны, и неверный голубоватый лунный свет — он лился не ровно, но как бы толчками, и в такт этим толчкам билось сердце Николая Филипповича; его тревожили скользкие тротуары, которые посыплют солью — если посыплют — только утром; его тревожила тишина города, особенно явственная, когда человек напряжен, когда вздрагиваешь от дальнего неразличимого крика — то ль птица стонет, то ль человек на помощь кличет, то ль машина сигнал подает; его беспокоил повсеместный сон и равнодушие к его, Николая Филипповича, тревогам, но более всего тревожило внушенное Сергеем распространенное среди медиков поверье, что вот у них, у медиков, болезни, роды, операции протекают не так, как у прочих, внекастовых людей, но надрывней, с вывертами, осложнениями.

К нему вышла Людмила Михайловна.

— Ложись, — сказала она. — Мне будет спокойнее.

— Я все-таки посижу.

— Как знаешь.

Сергей пришел через полчаса. Он словно знал, что отец ждет его на кухне.

— Ну что? — спросил Николай Филиппович.

— Оставил.

— И что?

— Как что? Рано ведь еще.

— Ну да, — засмеялся Николай Филиппович. — Заскок у меня. Совсем все забыл. Постарайся заснуть.

— Конечно. Завтра тяжелый день. Плановые операции. И Света. Хоть бы несколько часов поспать.

Тогда лег и Николай Филиппович. Он сумел заснуть, но вскоре его разбудил длинный звонок. Боясь, что повторный звонок переполошит весь дом, Николай Филиппович вскочил с кровати и бросился отпирать дверь.

В дверях стоял шофер «скорой помощи».

— За Сергеем Николаевичем, — виновато сказал он.

— А кто дежурит?

— Козлова.

Николай Филиппович был хорошо осведомлен в делах сына. За семейным столом Сергея заставляли подробно отчитываться за прошедший день, и делал он это охотно и весело. Козлову, знал Николай Филиппович, Сергей считал хорошим хирургом, но ей не повезло, было несколько послеоперационных нагноений кряду, а городок маленький — пошло! Козлова не хирург, а коновал, больные стали ее бояться, и тогда пришлось Козлову из отделения перевести в поликлинику. От всего этого она потеряла уверенность в себе и на все неотложные дела вызывает Сергея. Сергей мог бы и не ставить Козлову на дежурства, но он боится, что тогда она вовсе деквалифицируется, а хирург она хороший. Да и дежурить некому — и так приходится пареньку прихватывать восемь — десять дежурств в месяц.

Николай Филиппович тряс сына за плечо, но тот не просыпался.

— Сережа, за тобой! Ну что делать, сын?