— Да, это верно, если допустить, что вы на самом деле убьете своего дедушку. Но на практике может оказаться, что сделать это очень трудно. В жизни многое идет не так, как хотелось бы. Вы можете не встретиться с ним в нужное время. Вас по дороге может сбить автобус. Вы можете влюбиться. Или оказаться в полицейском участке. Вы можете убить его слишком поздно, после того, как ваш родитель уже был зачат. Вы можете даже встретиться с ним лицом к лицу и обнаружить, что не способны нажать на спусковой крючок.
— Но в теории.. — попробовал прервать Дониджера Стерн.
— Когда мы имеем дело с историей, теории ничего не стоят, — Дониджер высокомерно взмахнул рукой. — Теория ценна только в том случае, если дает возможность предсказывать будущие результаты. Но история — это свод сведений о человеческих поступках, а человеческие поступки не может предсказать никакая теория.
Он с довольным видом потер руки.
— А теперь, может быть, покончим с рассуждениями и возьмемся за дело?
Раздались невнятные возгласы, выражающие не то согласие, не то сомнение.
Стерн громко откашлялся.
— Вообще-то, — сказал он, — не думаю, что я отправлюсь туда.
Марек был готов к этому. Он наблюдал за Стерном на протяжении всей беседы и заметил, что тот все больше ерзал в кресле по мере того, как его волнение усиливалось. Тревога Стерна неуклонно возрастала начиная с первых же минут их поездки.
У самого Марека не было никаких сомнений по поводу путешествия в иное время. С юности он мечтал о средневековом мире, ощущал, как дышит воздухом того времени, видел себя в Варбурге и Каркассонне, Авиньоне и Милане. Он представлял себя среди уэльских воинов под предводительством Эдуарда I. Он в подробностях знал, словно видел это воочию, как жители Кале сдают свой город, он не растерялся бы на ярмарке в Шампани. Он в своих мечтах жил в роскошных дворцах Элеоноры Аквитанской и герцога Беррийского. Марек намеревался совершить эту поездку, невзирая ни на что. Что же касается Стерна..
— Прошу прощения, — говорил тем временем Стерн, — это не мое дело. Я присоединился к команде Профессора только потому, что моя знакомая поехала с летней школой в Тулузу и я хотел быть поближе к ней. Я не историк, а физик, техник. И, так или иначе, я не считаю это мероприятие безопасным.
— Вы не верите в наши аппараты? — с оттенком удивления спросил Дониджер.
— Нет, я не доверяю этому месту и этому времени. 1357 год. После поражения при Пуатье во Франции началась гражданская война. Повсюду бродят шайки беглых ратников, они грабят всех и каждого. Повсюду бандиты, головорезы, никто и не помнит слово «закон».
Марек кивнул. Вообще-то Стерн даже преуменьшал опасность ситуации. Четырнадцатое столетие стало временем агонии отживающего мира, и эта агония была очень болезненной и опасной. Это был религиозный мир; большинство людей посещали церковь по меньшей мере один раз в день. Но этот мир находился в непререкаемой власти насилия; вторгшиеся войска стремились прикончить всех обитателей завоеванной местности, женщин и детей, как правило, рубили насмерть, беременных женщин потрошили ради развлечения. Это был мир, в котором родились лицемерные идеалы рыцарства, но те же самые рыцари бессовестно разбойничали и убивали всех направо и налево, мир, в котором женщинам полагалось быть слабыми и хрупкими, но они тем не менее создавали и преумножали состояния, командовали замками, по прихоти выбирали себе любовников и меняли их, замышляли и осуществляли убийства и мятежи. Это был мир, в котором границы и отношения между вассалами и сюзеренами, союзниками, просто соседями менялись ежедневно, где клятвы в вечной и нерушимой верности не стоили вовсе ничего, и все об этом знали. Это был мир смерти, повальных эпидемий, непрерывных войн.
— Я, конечно, ни в малейшей степени не хотел бы принуждать вас. — заговорил Гордон, обращаясь к Стерну.
— И не забывайте, — вмешался Дониджер, — вы будете не одни. Мы посылаем с вами охранников.
— Прошу прощения, — повторял Стерн, — прошу прощения.
Наконец в разговор вмешался Марек:
— Пусть он остается. Он прав. Это не его время и не его дело.
— Ну, раз уж ты заговорил об этом, — вступил в разговор Крис, — я подумал: это ведь и не мое время. Я больше специализируюсь по второй половине тринадцатого века, чем по середине четырнадцатого. Может быть, мне лучше остаться с Дэвидом..
— Забудь об этом, — ответил Марек, громко хлопнув Криса по плечу. — Ты наверняка что-нибудь знаешь и об этом времени. — Марек отреагировал на слова Криса легко и весело, хотя и знал, что это была не только шутка.
Не только.
В просторном зале-пещере было прохладно. Ноги людей почти по колено скрывались в холодном тумане. Подходя к аппаратам, они оставили в тумане дорожки за собой.
Четыре клетки стояли рядом друг с другом, их станины были соединены проводами. Пятая находилась чуть поодаль.
— Это моя, — сказал Баретто. Он вошел в отдельно стоявшую клетку и замер там, выпрямившись, глядя вперед, в ожидании.
Сьюзен Гомес вошла в одну из четырех клеток.
— Все остальные идут со мной, — сказала она.