Стрела, летящая во тьме

Сергей Снегов Стрела, летящая во тьме

1

– Только вы можете распутать загадку! – Президент Академии наук перевел взгляд с Генриха на Роя. Генрих пожал плечами. Рой пристально посмотрел на губы Боячека, словно его занимало, как те двигаются.

Боячек продолжал с волнением:

– Мы все скорбим о гибели Редлиха, а я особенно: он был мне друг. Рука неведомого преступника…

– Вы все-таки считаете, что Редлих – жертва преступления? – сдержанно спросил Рой. – Но Альтона – покинутая планета, и где теперь ее бывшие жители, неизвестно. А что Редлих перед смертью назвал Аркадия Замойского, недоказательно, раз члены экспедиции обладают абсолютным алиби.

– Их алиби установили профессиональные детективы, обследовавшие Альтону, – сказал президент, – и они пришли к выводу, что преступления не было. Но Редлих погиб, и это факт. Мы считаем, что в созвездие Лиры нужно командировать ученых, а не сыщиков. После того как вы раскрыли тайну великой теоремы Ферма, загадка гибели Редлиха не будет для вас такой уж трудной.

Генриху нравилось, когда вспоминали об этом блистательном успехе его и Роя. Но, чтобы президенту не показалось, что он тщеславен, Генрих иронически заметил:

– Два космических детектива, специализирующихся на раскрытии мрачных тайн времени и пространства.

– Два ученых, – сухо повторил Боячек. Было ясно, что он не примет отговорок. Рой, раньше Генриха уяснивший себе ситуацию, больше не спорил.

– Два исследователя, свободно ориентирующиеся в проблемах космоса и истории. В этой папке вы найдете доклад следственной комиссии, возвратившейся с Альтоны. Рейсовый звездолет в созвездие Лиры отбывает завтра в полночь. Вы, кажется, еще не бывали в окрестностях Веги? Уверен, что вам понравится.

2

Генрих с досадой бросил на стол доклад следственной комиссии. Детективы Управления космоса были слишком обстоятельными людьми, чтобы читать их творения. Генрих с гримасой потрогал голову обеими руками.

– Не распухла, – успокоил его Рой. – Между прочим, я очень внимательно прочитал весь доклад – и, как видишь, все еще жив.

Они сидели в салоне грузового звездолета. На экране разбегались звезды, и созвездие Лиры постепенно заполняло всю полусферу. Сине-белая Вега сверкала так ослепительно, что без защитных очков смотреть на нее было трудно. Альтону, седьмую планету в системе Веги, наблюдать можно было лишь в оптические умножители, но две первые, самые крупные планеты уже мерцали на экране. Звездолет в триста раз обгонял свет – на заднем экране, затемняя далекое Солнце, разбрасывалась дымка вещественной плазмы, выброшенной аннигиляторами корабля взамен уничтоженного пространства. Рой и Генрих были единственными пассажирами, и капитан предоставил в их распоряжение почти всегда пустой салон: работать здесь было удобнее, чем в тесной каюте.

– Что ты живой, я вижу. Но нормален ли ты?

– Сейчас ты сам в этом убедишься. Я не сторонник древних методов записи буквами на бумагу, но у сыска свои традиции, и с этим приходится считаться. Все существенное мы перенесем на пленку, чтобы больше не возвращаться к докладу. – И Рой стал излагать содержание доклада своими словами.

Генрих сначала слушал со скукой, потом заинтересовался. Этого у Роя нельзя было отнять – в любой запутанной проблеме он безошибочно вскрывал самое существенное. Генрих часто выходил из себя, когда брат осаживал его, кричал в запальчивости, что Рой – машина, незнакомая с вдохновением. Но когда совместное исследование подходило к концу, право опубликовать результаты Генрих предоставлял Рою, у того выходило лучше.

Генрих, слушая, рассматривал брата. Невозмутимость была главным свойством Роя. О чем бы он ни говорил, какие бы чувства ни переполняли его, лицо Роя не менялось. Белокурый, с массивной головой, крупноносый, крупногубый, он медленно, почти бесстрастно диктовал хорошо подобранными словами. И Генрих с уважением отметил, что, сокращая раз в двадцать перенасыщенный фразами следственный доклад, Рой не упустил ничего важного.

– Будем пользоваться этим конспектом. – Рой пододвинул Генриху диктофон. – А доклад останется для справок.

Генрих прокрутил пленку. Прибор говорил голосом Роя, но вплетал свои интонации. Бесстрастность, свойственная Рою, превратилась в безличность. В таком изложении, отжатом от подробностей, трагедия на Альтоне становилась ясной. Ясной во всей своей загадочности, невесело подумал Генрих. Задание им досталось необычное.