Стрела архата

В два часа пополудни веки его смежились, и Чудакова сморил беспокойный сон. Снился ему майор Храпов с буденовскими усами, рубящий прикладом охотничьего ружья бесчисленные белогвардейские полчища, а хитрая старушка, оказавшаяся вдруг его тещей, ехидно посмеивалась в узел платка и перемигивалась со столетним дедом из Снегирей, который изо всех сил пытался раскурить гигантскую «козью ножку».

Очнулся Чудаков внезапно и первым делом посмотрел на часы. Половина шестого! Проспал!.. Он вскочил на ноги и бросился к дому напротив, но…

У того самого подъезда, где жил Храпов, стояли три легковых автомобиля, окруженные любопытными прохожими и местными жителями. Слышался приглушенный говор, в котором преобладали в основном вопросительные нотки. Приглядевшись получше, Чудаков вдруг все понял: на двух автомобилях красовалась надпись «милиция», третий же не имел опознавательных знаков.

«Это же за Храповым! — мысленно ахнул Чудаков и почувствовал, как коленки его задрожали. — Быстро сработали».

Он с уважением подумал о своих коллегах из органов, не забыв в то же время восхититься и самим собой; не имея тех прав и возможностей, какими обладали сотрудники уголовного розыска, он в то же время первым вышел на преступника… А вдруг это не за Храповым?..

Чудаков пересек улицу и смешался с толпой любопытных. Последних в основном представляли пожилые женщины пенсионного возраста и неопределенного рода занятий. К своему великому облегчению знакомую старушку Чудаков среди них не заметил. Оказавшись в гуще событий, наш сыщик прислушался.

— Говорят, он тещу утопил!..

— Кто? Храпов-то? Да он мухи не обидит!

— Как же — не обидит! Садист еще тот…

— Да что вы говорите! Какой ужас!

— Да не топил он никого, это я вам точно говорю…

— Правильно! Он ее газом отравил, тещу-то…

— Каким еще газом? Что вы голову морочите…

— Тещу? Ха! Теща его умерла три года назад. Не мог он, бабоньки, тещу-то отравить.

— Знамо дело — не мог, не тот он человек.

— Так это вторая теща умерла, а первая жива-здоровехонька. Я ее намедни видала, она за мылом стояла.

— Какая еще вторая? У него что же — две тещи?

— У Храпова-то? Две. От первой и от второй жены.

— Несчастный…

— Так которая ж умерла?

— Умерла та, что от второй…

— А первую он отравил!

— Да не травил он ее, бабоньки, не травил! Вот те крест — не травил…

— Совершенно верно. Он ее зарезал, покромсал на мелкие кусочки и целые три недели тайком выносил на помойку. Сама видела!

— Господи ты Боже мой! Страсти-то какие…

— Не на помойку, а псу скармливал бродячему. Это уж я вам точно говорю.

— Это которому ж псу? Это тому, что помесь шакала с носорогом, с лохматой рыжей мордой?

— Ему, аспиду! Ему, кровопийце!

— То-то я гляжу, бабоньки, пес этот бока себе наел! А это он, оказывается, человечинкой питался…

— Ну!..

— Брехня все это…

— А вы не знаете — и не говорите! Люди зря болтать не станут.

— Вот так живешь рядом с человеком и не ведаешь, что он убивец и все такое прочее…

— А еще майор!..

— Да никакой он не майор, бабоньки, а самый настоящий шпиен! Мериканский!

— Да ну?

— Вот тебе и ну!

— А помните, в прошлом годе девочка четырехлетняя пропала? Наверняка его рук дело.

— Храпова-то? Да не может быть.

— Еще как может! Он детей, значит, крадет и в Америку продает, миллионерам ихним, а те у них, у детей-то, печенки всякие вырезают и себе вставляют. Сама в кино видела!

— Империалисты проклятые! Чтоб им всем сдохнуть, буржуям недорезанным…

— Ой, бабоньки! Страсти-то какие…

— А еще я слыхала, банду в Таганроге взяли. Уж не Храпов ли…

Агентство ОБС — «одна баба сказала» — работало безупречно. Уже через три минуты жители близлежащих домов и переулков знали, что некий шпион Храпов живьем съел собственную тещу, передушил дюжину грудных младенцев, устроил побег из таганрогского спецприемника бешеному псу-рецидивисту, а также продал американской разведке (за три мешка валюты) наисекретнейшие сведения государственной важности, за что и получил майорские погоны из рук самого генерала Норьеги. И когда наконец в глубине подъезда показался Храпов, несчастные старушки с воплями ужаса шарахнулись в стороны, освободив чудовищу, созданному народной молвой, проход к милицейским машинам.

Чудаков с должным вниманием отнесся к сообщению вышеупомянутого агентства, но на веру принимать его не стал, так как верил он исключительно фактам.

Храпов был высоким плечистым мужчиной средних лет с волевым, серьезным лицом и густыми черными усами. Он шел медленно, но с достоинством, явно не сознавая за собой никакой вины. Сопровождало его несколько человек в штатском и двое в форме.

Вслед за процессией из подъезда выскочила молодая симпатичная девушка лет восемнадцати со слезами на круглых от удивления и горя глазах.

— Папа! Папочка!.. — крикнула она срывающимся голосом. — Что же это?..

Храпов на минуту остановился, обернулся, и чуть заметная улыбка тронула его плотно сжатые губы.

— Не стыдись отца своего, дочка, — произнес он, обращаясь к девушке. — Я сделал так, как подсказывали мне моя совесть и мой долг. Прощай!..

— Папочка!..