Стрекоза летит на север

Стук ее каблуков о стертый пол тоже можно было назвать победным, но я продолжала надеяться на счастье…

Через полтора часа я неслась к развилке как ошпаренная, два раза чуть не споткнулась и не упала на дорогу. Павел уже стоял и ждал меня, и я буквально врезалась в его грудь, желая скорее позабыть страшный сон под названием: «Уверяю тебя, он выберет достойную девушку из хорошей семьи». Я подняла голову и заглянула в его добрые, зеленые глаза… Подняла руку и коснулась его светлой челки…

– Настя… – произнес он и отвернулся.

– Ко мне приходила твоя мама… Нужно ей объяснить, что у нас все серьезно!

Павел отстранился и отошел в сторону. Его опять колотило, и это невозможно было скрыть.

– Ты для меня значишь очень, очень много, – произнес он с болью в голосе. – Я не забывал тебя ни на минуту… Честно. И вряд ли смогу забыть. Да, не забуду. – Павел вернулся, схватил меня за плечи и затряс. – Ты внутри меня! Ты внутри меня! Безумие какое-то! Но я должен… Должен поступить так, как просит она! У меня есть обязательства…

Он разжал руки, и я чуть не рухнула на землю. От кончиков пальцев ног кверху устремилась жаркая волна отчаяния, и, когда она накрыла меня с головой, я поняла: вот теперь, сейчас, я стала взрослой.

– Мы никому не скажем… – прошептала я. – Что-нибудь придумаем…

– Нет… невозможно.

Могла ли я его винить? Да! Соленый вкус предательства был на моих губах.

Но я тоже завишу от тети Томы, я завишу даже от ее настроения!

Могла ли я его винить?

Нет.

Не знаю…

Я бы согласилась на самые редкие, самые тайные встречи! Да я бы согласилась на все, лишь бы знать, что нужна ему!

– Не молчи, – выдохнул он.

– Прощай, – по-детски гордо ответила я, развернулась и пошла обратно. Конечно, я надеялась услышать: «постой, ты мне нужна!», «я люблю тебя!», «не уходи, только не уходи!», «я буду с тобой!», но эти слова не прозвучали… Сделав пятнадцать шагов (а я считала каждый!), я чуть сама не рванула назад, но слезы задушили, и на смену детской гордости пришла вселенская безысходность.

* * *

Славка торчал около дома. Прислонившись к калитке, привычно сунув руки в карманы, он – «убивец проклятый» – ждал свою «невесту». То есть меня. Вот ему было все равно, умею ли я читать, писать, вышивать, слагать былины, окончу ли я институт или университет. И размер моего приданого, равный нулю, его совершенно не беспокоил. И будущие родственные связи с тетей Томой, способной сжечь деревню после трех рюмок водки, – тоже. И он бы точно пришил любого, кто посмел бы косо посмотреть на меня.

– Давай поженимся, – предложила я, притормозив рядом со Славкой.

– Давай, – спокойно ответил он, отлипая от калитки.

– Прямо сейчас.

– Тебе восемнадцати нет.

– Плевать, – твердо ответила я.

– Хочешь, я его убью? – предложил Славка.

И я, потеряв последние капли мужества, уткнулась в его твердую грудь и разрыдалась. Я ревела громко, судорожно и безостановочно, а он стоял, как скала, не желая утешать ту, которая любит другого. Но и оттолкнуть не смел. Просто стоял.

Успокоившись, я вытерла ладонями лицо и пошла в дом. Славка зло плюнул в траву и направился в сторону сторожки. Я обернулась и посмотрела на его спину. «Вот почему, почему я люблю не его?.. Почему?..»

Если бы я тогда знала, что мы расстаемся на годы, если бы я тогда знала… Я бы бросилась следом и вновь уткнулась в его грудь, вдохнула запах сигарет и… и эгоистично забрала бы кусочек его силы… Славка… Шаман…

Да, мы расставались надолго, и я понятия не имела, какой круговорот событий меня ждет… И сколько сил мне еще понадобится.

* * *

Когда к дому подъехала необыкновенная, красивая, ярко-красная машина, я уже справилась с истерикой и, положив руку на узкий подоконник, неподвижно сидела у окна, глядя на улицу. Душа горела, но слез больше не было.

Но когда из этой необыкновенной, красивой, ярко-красной машины вышла тетя Тома, я… резко подалась вперед и стукнулась лбом о стекло.

Тетя Тома могла приехать на телеге Воробьевых, на тарантасе Сомовых, даже на старой кляче по имени Гунила, давным-давно беспризорно слоняющейся по окрестностям, – могла. Но на машине, похожей на роскошный корабль, соскользнувший с обложки журнала, – нет, нет и нет!

«Что-то случилось», – паникуя, подумала я, не ожидая уже ничего хорошего.

Следом за тетей из машины вышла худая высокая дама в сером брючном деловом костюме. Прямые черные волосы зачесаны назад и собраны в низкий пучок. Она выглядела элегантно и, пожалуй, ничуть не уступала матери Павла, то есть явно принадлежала к «тому миру».

– Что-то случилось, – повторила я, подскакивая со стула.

Первой в дом зашла тетя Тома. Посмотрев на меня, как на ворону, укравшую последнюю корку хлеба, она возвела руки к потолку, затрясла ими и заголосила:

– На кого ж ты меня покидаешь, Настюшка… Да отчего же жизнь такая ужасная… зараза несправедливая! Я растила тебя, кормила, холила и лелеяла, а теперь уедешь ты за леса и моря и позабудешь тетку свою добросердечную! Меня, несчастную, одинокую женщину, позабудешь! Горе-то како-о-ое!

– Хватит, Тамара Яковлевна, – недовольно произнесла высокая дама и сморщила нос. – К чему эти крики?