Стража! Стража!

ВЫ ВСЕГДА ИМЕЛИ НАГЛОСТЬ ИЗОБРАЖАТЬ ИЗ СЕБЯ СЛАБЫХ И ПУГЛИВЫХ, — мысли дракона гремели в голове у Воунза. — МЫ — ДРАКОНЫ, И НАМ ПОЛАГАЕТСЯ БЫТЬ ЖЕСТОКИМИ, КОВАРНЫМИ, БЕССЕРДЕЧНЫМИ И УЖАСНЫМИ. НО ДАЖЕ МЫ НИКОГДА НЕ ДОХОДИЛИ ДО ТОГО, ДО ЧЕГО ДОШЛИ ВЫ, ЧЕЛОВЕКООБРАЗНЫЕ! — Гигантская морда приблизилась еще больше, так что Воунз смотрел прямо в безжалостные бездны драконьих глаз. — МЫ НИКОГДА НЕ СЖИГАЛИ, НЕ ПЫТАЛИ И НЕ РАЗДИРАЛИ ДРУГ ДРУГА НА ЧАСТИ, ОДНОВРЕМЕННО НАЗЫВАЯ ЭТО МОРАЛЬЮ.

Дракон еще пару раз расправил крылья, а затем тяжело приземлился на груду слабодрагоценной мишуры. Когти поскребли по груде. Дракон оскалился.

ЖАЛКАЯ ТРЕХНОГАЯ ЯЩЕРИЦА, И ТА НЕ НАЗОВЕТ ЭТО СОКРОВИЩАМИ, — подумал он.

— Скоро будут вещи гораздо лучше, — прошептал Воунз, испытывая временное облегчение от смены темы.

НУ-НУ. ОЧЕНЬ СОВЕТУЮ ПОТОРОПИТЬСЯ.

— А можно я… — Воунз заколебался. — Можно я задам вам вопрос?

СПРАШИВАЙ.

— Ведь вам же не обязательно есть людей? То есть это ведь не потребность? Мне кажется, с точки зрения самих людей, это единственная реальная проблема, — он говорил все быстрее и быстрее, переходя на бессвязное бормотание. — Сокровища и все остальное, тут не возникнет никаких трудностей, но если, в конце концов, это вопрос только… только, только, скажем, белка, то, возможно, в недрах такого могучего интеллекта, как ваш, уже зародилась идея, как использовать в данных целях что-нибудь менее спорное, например корову или, быть может…

Дракон выдохнул горизонтальную струю пламени, превращая противоположную стену в груду известки.

ПОТРЕБНОСТЬ! КАКАЯ ПОТРЕБНОСТЬ! — проревел он, перекрывая грохот обрушивающейся стены. — ТЫ РАЗГОВАРИВАЕШЬ СО МНОЙ О ПОТРЕБНОСТЯХ? РАЗВЕ У ВАС НЕТ ТАКОЙ ТРАДИЦИИ — ЖЕРТВОВАТЬ САМОЙ ПРЕКРАСНОЙ ИЗ ЖЕНЩИН РАДИ МИРА И ПРОЦВЕТАНИЯ?

— Но видите ли, у нас всегда были умеренный мир и разумное процветание…

И ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ТАКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ДЕЛ СОХРАНЯЛОСЬ!

Мощь этой мысли заставила Воунза упасть на колени.

— Конечно, — едва сумел вымолвить он.

Дракон в избытке сил поиграл когтями.

ТОГДА ПОТРЕБНОСТЬ НЕ У МЕНЯ, А У ВАС, — подумал он. — А ТЕПЕРЬ УБИРАЙСЯ С ГЛАЗ ДОЛОЙ.

Воунз бессильно обвис, когда дракон покинул его сознание.

Чудовище соскользнуло с позорных сокровищ, мощным прыжком переместилось к подоконнику одного из самых больших окон зала и головой разбило цветное стекло. Разноцветное изображение города дождем обрушилось на замусоренный пол.

Длинная шея вытянулась в предвечерний воздух, повернулась туда-сюда, словно антенна. В городе зажигались огни. Звуки, издаваемые жизнью миллиона людей, сливались в низкое приглушенное гудение.

Дракон глубоко, радостно вдохнул.

Затем втянул на подоконник все тело, высадил плечами остатки оконной рамы и взмыл в небо.

— Что это? — Шноббс побледнел. Предмет был неопределенно-округлой формы, фактурой напоминал дерево, а при постукивании издавал звук, подобный тому, какой издает линейка, если ею постучать по краю стола.

Сержант Колон стукнул по предмету еще раз.

— Сдаюсь.

Моркоу гордо извлек таинственный объект из мятой упаковки.

— Это пирог! — он подсунул обе руки под предмет и с видимым усилием поднял его в воздух. — От моей матери.

Он наконец ухитрился поставить пирог обратно на стол, не придавив пальцы.

— И его можно есть? — осторожно спросил Шноббс. — Посылка ведь шла много месяцев. За такой срок он наверняка зачерствел.

— О, он испечен по особому гномьему рецепту, — объяснил Моркоу. — Гномьи пироги не черствеют.

Сержант Колон еще разок стукнул по пирогу.

— Пожалуй, такой действительно не зачерствеет, — уступил он.

— Эти пироги невероятно стойкие, — продолжал с энтузиазмом объяснять Моркоу. — Почти волшебные. Секрет их приготовления передается из поколения в поколение, от гнома к гному. Один крошечный кусочек такого пирога — и ты целый день не сможешь даже думать о еде.

— Да ну?

— Гном способен пройти сотни миль, если с собой у него будет один такой пирог, — продолжал Моркоу.

— Еще бы, — мрачно ухмыльнулся Колон, — могу себе представить, идет и всю дорогу думает: «Черт, надо поторопиться с поисками еды, иначе опять придется глодать этот проклятый пирог».

Моркоу, для которого понятие «ирония» не существовало как класс, взялся за пику. Оглушительные удары, несколько рикошетов — и ему удалось разделить пирог приблизительно на четыре части.