Стража! Стража!

— Но идея все равно хорошая, — Шноббс решил, что куда выгоднее поддерживать идеи начальства независимо от их эффективности.

— Полагаю, запах мог смыть дождь. Кроме того, здесь столько народу перебывало, — заметила госпожа Овнец.

Ваймс взял дракончика на руки. С самого начала было ясно, что затея пустая. Но лучше делать хоть что-то, чем не делать вообще ничего.

— Пора возвращаться, — произнес он. — Солнце зашло.

Обратный путь они проделали в молчании. Даже Тени дракон приструнил, думал Ваймс. Город постепенно подчиняется ему. Не сегодня завтра люди добудут откуда-нибудь скалы и начнут привязывать к ним девственниц.

Вот она, метафора для проклятого человеческого существования. Одно слово — дракон. А если этого слова недостаточно, то он еще и чокнутая, полыхающая огнем, летучая тварь.

Капитан Ваймс вытащил из кармана ключи от новой штаб-квартиры. Пока он возился с замком, Эррол проснулся и принялся скулить.

— Только не ной, — отозвался Ваймс.

Ходьбой он растравил рану, и теперь она болела. Ночь только-только началась, а он уже валится с ног.

С крыши соскользнул кусок шифера и разбился о булыжник у него за спиной.

— Капитан, — сдавленно прохрипел сержант Колон.

— Что?

— На крыше, капитан.

Что-то в голосе сержанта заставило Ваймса насторожиться. В нем не было волнения. В нем не было страха. В нем был лишь тупой, заледенелый ужас.

Ваймс посмотрел наверх. Эррол у него под мышкой судорожно вздрогнул.

Дракон — НАСТОЯЩИЙ дракон — с интересом смотрел вниз из-за водосточной трубы. Одна его морда была больше человеческого роста. Глаза — размером с очень большие глаза, цвета тлеющего пламени и полные разума, не имеющего ничего общего с разумом человеческих существ. Начать с того, что этот разум гораздо старше. Кучка полуобезьян только-только начала решать, будет ли прямохождение удачной задумкой с точки зрения эволюционной карьеры, а этот разум успел уже изрядно вывялиться в вероломстве и помариноваться в коварстве. И этот разум не был искушен в искусстве дипломатии — дипломатия никогда его не интересовала.

Он НЕ станет играть с тобой в игры или загадывать загадки. Но он прекрасно понимает, что такое высокомерие, что такое сила и жестокость. Эта зверюга спалит тебя при первой возможности. Просто потому, что ей так захотелось.

Сегодня дракон был зол сильнее обычного. Он ощущал что-то у себя за глазами. Крошечное, слабое, ЧУЖЕРОДНОЕ сознание, раздувающееся от самодовольства. Его присутствие приводило дракона в ярость, это был зуд, когда зудящее место невозможно почесать. Оно заставляло дракона делать то, что он не хотел делать и… и мешало ему делать то, что он очень хотел делать.

Где-то с мгновение ужасные глазищи изучали Эррола, который задрожал еще сильнее. Ваймс вдруг осознал, что от миллионоградусного драконьего пламени его отделяет лишь смутный интерес этой тварюги к маленькому дракончику, зажатому у него под мышкой.

— Только не делай резких движений, — раздался у него за спиной голос госпожи Овнец. — И не выказывай страха. Они чувствуют, когда ты боишься.

— А больше никаких советов вы дать не можете? — тихо поинтересовался Ваймс, стараясь шевелить губами как можно незаметнее.

— Ну, можно почесать у него за ушком. Как правило, это срабатывает.

— О, — слабо откликнулся Ваймс.

— Старое доброе «фу» тоже неплохо действует. Или берешь и лишаешь его ужина.

— Неужели?

— А в самых экстремальных случаях я несколько раз бью их по морде прутиком.

В том медленно двигающемся, ярко очерченном мире отчаяния, в котором ныне обитал Ваймс и который целиком сосредоточился вокруг огромных ноздрей, глядящих с крыши, — в этом самом мире вдруг раздался тихий шипящий звук.

Это дракон медленно вбирал воздух в легкие.

Потом движение воздуха остановилось. Ваймс глядел в темноту пламявыводящих проходов и думал о том, успеет ли он что-нибудь увидеть, какое-нибудь крохотное белое сияние или нечто вроде, прежде чем его закружит в вихре яростное забвение.

И тут тишину рассек звук рога.

Дракон поднял голову, с интересом поглядел куда-то вдаль и издал некий вопрошающий рык.

Снова раздался зов рога. По улицам принялось гулять эхо — пение рога вдруг зажило своей, независимой жизнью. И в этом пении ясно слышался вызов. Если же владелец рога имел в виду нечто другое, то ему грозили крупные неприятности, ибо дракон смерил Ваймса еще одним презрительным взглядом, расправил свои громаднейшие крылья, оттолкнулся от крыши, тяжело поднялся в воздух, опровергнув тем самым все законы аэродинамики, и медленно полетел туда, откуда доносилось зазывное пение.

Никто и ничто в мире не было способно так летать. Крылья величественно опускались и поднимались, рождая на свет негромкие раскаты грома. Дракон перемещался по воздуху с этакой неохотой, ленцой — так, будто это ему ничего не стоит. Весь вид его говорил о том, что, даже если он перестанет махать крыльями, то никуда не упадет, вопреки всяким досужим сплетням, а просто зависнет в воздухе.

Дракон скорее не летел, он плыл. Для существа размером в сарай, да еще со шкурой из металлических пластин, это был неслабый акробатический трюк.