Стража последнего рубежа

Дыра. Черный провал, проломленные бетонные плиты. И аккуратное отверстие, выжженное в дверце ближайшего сейфа. Они все-таки опоздали. Враг был здесь, враг пришел и взял то, что ему было нужно. У Чеканина заныло сердце, перед глазами все поплыло. Он вполголоса выругался, тяжело привалился плечом к холодному металлу сейфа.

Начкар и Джимморрисон склонились над отверстием в полу. Оттуда шел еле уловимый запах сырой земли. Тусклый свет уцелевших ламп позволял увидеть лишь небольшой отрезок подземного хода. Он имел почти идеальную круглую форму примерно двух метров в диаметре.

– Подкоп совсем свежий, Терентий Северьянович! Его как будто проходческий комбайн прорыл, только маленький. – Голос Стеклова прозвучал глухо, безжизненно.

– Я знаю, Женя…

– Товарищ полковник. – Начкар присел на корточки, уперся рукой в пол и свесил голову в дыру. – Там кто-то есть! Глаза! Я вижу глаза!

– Назад! Все назад! – крикнул Чеканин, сорвался с места, но было уже поздно – из подкопа ударил взрыв, оглушительно грохнуло, эхо туго ударило по ушам.

Спецблок заполнился пылью. Джимморрисон, очумело тряся головой, стоял на четвереньках, а рядом с ним, неловко подогнув ноги, лежал начкар. Направленный взрыв разворотил ему лицо и грудь, темная кровь заливала бетон. И тут заверещал коммуникатор Чеканина.

Откинув крышку, полковник глянул на экран – и похолодел. Ему звонили с мобильного телефона погибшего Вершинина.

– Да, – коротко бросил Чеканин в микрофон.

Холодный голос тихо и отчетливо произнес:

– Ваша сотрудница у меня. Если хотите, чтобы она была жива, не отвлекайтесь от поселка «Кошкин дом». Вы меня поняли?

– Да, – односложно ответил Чеканин, и неизвестный отключился.

Несколько секунд в «спецблоке 500» стояла тревожная тишина. Джимморрисон молча смотрел на изувеченное тело начкара. У него дергался глаз, из рассеченной бетонным осколком щеки сочилась кровь. Чеканин тоже молчал, прикрыв глаза. Наконец полковник тяжело поднялся на ноги и проговорил совершенно лишенным интонаций голосом:

– Женя, не ходи за мной. Возьми людей, вынесите тело и опечатайте двери. Дальше этим хранилищем займутся другие. Прощай.

И прежде чем Стеклов успел что-то ответить, Чеканин подошел к дыре и спрыгнул вниз. Некоторое время его шаги были слышны, а потом вновь наступила тишина.

– Наливай! Как говаривал Беня Крик, снимая серьги с ушей одесской полицмейстерши, между первой и второй перерывчик… Ёптыть, ты кому столько налил? Охренел?! Полную лей! Во-от так, да. Ну, Асланбек, давай – за удачу!

Канаев, округлив глаза, молодецким жестом махнул фужер коньяка, покраснел и впился зубами в целый лимон. Начальник охраны поселка «Кошкин дом» Асланбек Хамбаев, мрачный носатый мужчина сорока лет, выцедил свою порцию «Хеннесси» и зажевал ломтиком копченой осетрины.

«Перерывчик» между первой и второй бутылками коньяка оказался действительно небольшим – не более пяти минут. Леонид Дмитриевич, развалясь на диване, блаженно улыбался. С момента отъезда Убеля прошло не более получаса, а никаких непрошеных гостей у ворот поселка не было и в помине. Скоро, скоро вожделенный Рог Одина будет в его руках, и тогда… О, тогда Канаев всем покажет, кто в этой стране хозяин!

В дверях возникла тщедушная фигура референта.

– Леонид Дмитриевич, извините, но звонят из администрации президента.

– Да пошли они на хрен! – оглушительно рявкнул Канаев и запустил в стену пустой бутылкой.

Референт мужественно не шелохнулся, лишь страдальчески поморщился. Его босс пил редко, но, как говорится, метко, и во хмелю делался буйным. Иногда эти пьянки заканчивались побитыми лицами прислуги, чаще – официантов и охраны ресторанов. Скандалы заминались с помощью щедрых подношений, но слухи о Канаеве ползли самые нехорошие, и частенько менеджеры дорогих кабаков еще в дверях шепотом интересовались: «Как он? Не на стакане сегодня?» – и, если получали утвердительный ответ, уносили из отдельного кабинета, предназначенного для Канаева, хрусталь и картины.

Сегодня явно был «стаканный» день, причем босс еще не набрал нужный алкогольный «вес». Референта радовало только одно – Канаев пил с начальником охраны и тот, случись что, сможет аккуратно скрутить разгулявшегося босса.

– Ну, чего стоишь? – снова заорал Канаев. – Иди сюда, доходяга! На, выпей с нами! Я те дам – «не могу»! Можешь! Я сказал – значит, пей. Или ты что? Не уважаешь? Меня-я-я?! А-а, то-то. До дна, до дна!

С трудом проглотив коньяк и утирая выступившие слезы, референт попятился к двери, но его вновь настиг мощный рык Канаева:

– Куда? Я тебя не отпускал! Хотя… Скучно сидим, мужики. Женщин не хватает. Дамское общество, оно облагора… облагора… облагораживает! Давай, Коля, организуй-ка нам дамов. И мадмуазелев, ха-ха-ха!

– Но, Леонид Дмитриевич, у нас тут только горничные, а они… Ну, в возрасте, в общем.

Канаев немедленно взбесился.

– Я тебя учить должен?! На хрен ты такой нужен, если простейшую… э-ле-мен-тар-ну-ю просьбу начальника выполнить не можешь! Все! Уволен! В жопу! Асланбек, наливай!

Позеленевший референт схватился за узел галстука, вскочил.