Страж звездных дорог

С пальцев сорвалась сверкающая молния и ударила в мачту. Парус вспыхнул, мачта треснула и рухнула за борт, ломая ограждение палубы. Поднявшиеся было и взявшиеся за мечи воины снова распростёрлись на песке, уткнувшись в него лицами и не смея поднять глаза. Хищнолицый побледнел так, что сравнялся цветом лица со своей собственной жидкой сединой. Единственное, что он смог сделать, это судорожно сглотнуть (жёсткие пальцы по-прежнему сжимали горло) и кивнуть. А Хан-Шэ повернулся к замершей в немом изумлении (к которому примешивалась значительная доля благоговейного страха) толпе Детей Леса и веско произнёс:

– Дети Леса и Реки, никто не причинит вам зла!

* * *

…Грудь корабля раздвигала бурую воду с негромким шорохом, напоминавшим тихий стон, словно Река жаловалось кому-то неведомому на причиняемую ей деревянным существом боль. Полог ночи наполняли звуки Леса, вопли его обитателей – пожираемых – и плотоядное урчание – пожирающих. Вечный круговорот жизни и смерти, рождения и гибели…

Человек стоял на носу, у самой шеи звероголового чудища-украшения и смотрел во тьму невидящими глазами. Мысли его были далеко-далеко, вдали от Реки и Леса, и вообще от всего этого Мира со всеми его бедами и заботами.

Нет, чувство простой человеческой благодарности не было чуждо тому, кого Дети Леса называли Хан-Шэ. Он отзывался на это имя, хотя уже догадался, что оно не настоящее. Человек надеялся, что скоро он вспомнит, как его зовут на самом деле, равно как и многое другое. Именно поэтому он и стоял сейчас здесь, на борту звериноголового корабля и плыл вместе с ним туда, куда этот корабль направлялся, – к центру страны, в столицу Властителя.

После всего случившегося на берегу, железнотелые беспрекословно выполняли все приказы Хан-Шэ, даже не пытаясь отступить от их смысла ни на йоту.

Он приказал вернуть отобранное и освободить пленников – исполнили тут же.

Он приказал выгрузить на берег и установить на помосте частокола, окружавшего селение, четыре тяжёлых арбалета (больше похожих на баллисты). Пригодится, если вновь появится хугу-хугу или кто-нибудь ещё похлеще, особенно если щедро смазать гранёные железные наконечники ядом из красной травы.

По одному его слову воины отдали лесным охотникам мечи – не все, конечно, но добрую половину того оружейного запаса, который имелся на ладье.

И самое главное: Хан-Шэ повелел остаться в племени четверым из пришельцев – мастерам работы с металлом. Человек не сомневался, что скоро ан-мо-куну освоят плавку и ковку металла – меди, а потом и железа, лишь бы нашлась поблизости руда («руда» – откуда ему известно это слово?).

Все его распоряжения выполнялись быстро и точно – и это было приятно.

Неприятным был страх, поселившийся в сердцах наивных лесных людей.

Если раньше они видели в Хан-Шэ просто могучего охотника, сильного среди равных, то расщепившая мачту молния (сборщики дани провозились с ремонтом ладьи несколько дней) одновременно выжгла настоящую пропасть, отделившую его от племени.

Теперь победитель хугу-хугу и железных воинов выглядел в глазах ан-мо-куну то ли духом, то ли демоном, с которым лучше не иметь близких отношений. Исключение составляли только лишь Предводитель охотников и его дочь.

Вождь мыслил весьма рационально и прекрасно сознавал, что с таким защитником племя будет непобедимо, а тогда – почему бы не подумать о большем? Все люди, вкусившие власти, в принципе похожи на наркоманов – наркотика власти над себе подобными им требуется всё больше. Исключения из этого правила крайне редки, и они лишь подчёркивают это самое правило.

А Хоэ… Она была просто любящей женщиной и не хотела вновь остаться одной, не хотела, чтобы её избранник (будь он хоть богом, хоть демоном) покидал её. Но Хан-Шэ уже знал, что уйдёт. А Хоэ – пусть её утешит то, что в ней зреет семя новой жизни, его семя. И окончательный толчок ходу событий дал тот самый чёрный человек с лицом хищной птицы.

Хищнолицего звали Хануфер, и, как скоро выяснилось, он оказался совсем не так прост. Хануфер был сыном царедворца, рос при дворе Властителя и стал царедворцем сам. Искусство тонкой интриги буквально въелось в его кровь и плоть с детства, интрига была для него воздухом, которым он дышал и пищей, которую он ел. В непрерывной грызне скорпионов в банке он оказался в числе проигравших – что был для него жалкий пост выколачивателя дани с жалких полудиких племён, связанный к тому же постоянным риском получить в висок отравленную стрелу из зарослей!