Я медленно поднялся на ноги, охваченный теперь уже чувством чудовищной неуверенности. В горле у меня пересохло. И опять забился этот чертов пульс. Из спальни не доносилось ни звука. Анна больше не плакала. Снаружи все еще шел дождь, но он явно уже затихал. Меня начало трясти... Это был тот же самый запах, холодный дьявольский запах, разливавшийся по воздуху и буквально душащий. Густой и грязный. Я почувствовал себя стиснутым, запертым, как будто очутился в пещере и со всех сторон на меня навалилась скала. Во мне заворочался ужас. Я огляделся по сторонам в поисках выхода. Во взвившейся вихрем тьме тени, казалось, скопились и столпились в каждом углу – тени, в любое мгновение способные принять вполне конкретные очертания.
Я выхватил из кармана фонарь, но в спешке и волнении ухитрился уронить его. Нагнувшись за ним и шаря по полу, я нагнулся на холодные влажные следы: что-то здесь было пролито или разбрызгано. Я нашел фонарь, осветил ковер под ногами и увидел цепочки темных следов у обеих дверей в спальню. Я посмотрел, откуда они идут, и обнаружил их на верхней площадке лестницы и в коридоре, ведущем к мансарде.
Внезапно из спальни донесся страшный грохот.
– Что такое? У тебя все в порядке? – После короткой паузы до меня донесся звук тяжелого предмета, перемещаемого по полу. – Ради Бога, Анна, что там происходит?
Мне показалось, что она сдвинула тяжелое бюро и пытается приставить его к двери.
– Ты совсем с ума сошла, Анна! – закричал я. – Стоит мне только захотеть, и я пройду к тебе через ванную. А теперь не валяй дурака и открой дверь!
Она не ответила. Но шум движущихся предметов прекратился, и мне стало слышно, как тяжело она дышит.
– Малышка, пожалуйста! Впусти меня.
Молчание не прервалось. Затем я услышал ее голос, доносившийся издалека – из самой глубины спальни, – но ясный и отчетливый:
– Спаси и помилуй меня, Господи...
– Анна, прекрати!
– Спаси и помилуй...
–
– Не убоись ни мрака ночного, ни стрелы, трепещущей днем, ни чумы, блуждающей во тьме полуночной, ни смерти, встающей в свете полуденном...
Я заорал на нее из-за запертой двери:
–
В ответ раздался грохот куда более оглушительный, чем в первый раз. Он сотряс пол у меня под ногами и разнесся по всему дому, отозвавшись стуком дверей и скрипом окон. Только на этот раз загрохотало не в спальне.
Сердце у меня бешено застучало. Я помчался по лестнице, светя фонарем во все стороны. Но ничего не увидел.
Я остановился, вцепившись в лестничные перила.
До меня донесся пронзительный режущий звук, сопровождающийся звоном стекла. Я не понимал, откуда он доносится. Затем глухой и равномерный стук из мансарды.
Шум окружал меня теперь со всех сторон. В моей голове грохотало эхо, отовсюду – с крыши, из-под половиц, из стен – грохотало, гремело, взвизгивало, словно весь дом должен был сию минуту обрушиться.
– И не будет содеяно тебе никакого зла, и болезнь обойдет твой дом стороной. Ибо сила ангелов Его над тобой и поможет тебе во всем.
Голос Анны, тихий и спокойный, звучал теперь где-то поблизости.
Серия оглушительных взрывов потрясла дом. Со стены над лестницей сорвались и рухнули на ступени картины. Тяжелая китайская ваза слетела со столика у входа в спальню, миновала всю лестничную площадку и, упав наземь, разбилась на мелкие куски.
Я услышал, как с места стронулась мебель, как полетели посуда, банки, бутылки, как с треском оружейной пальбы лопнули электролампы, столовое серебро загремело на кухне. Я скорчился у перил, зажав уши обеими руками, а гром и грохот все нарастали.
Затем внезапно, словно по мановению волшебной палочки, все разом затихло.
В ушах у меня по-прежнему звенело. Я ждал, что грохот возобновится с минуты на минуту, но ничего не происходило. В доме вновь воцарились тишина и покой. Я слышал только собственное дыхание и стук смятенного сердца.
Анна закончила свою адскую молитву.
Моя рука дрожала, когда, зажав в ней карманный фонарь, я прошел по коридору и начал медленно подниматься в мансарду. Каждый шаг давался мне с великим трудом, и в то же время ничто не могло бы отвлечь меня от моего жуткого маршрута – я понимал, что у меня нет выбора. Стены и потолок были покрыты какой-то влагой, поблескивающей в желтом луче раскачивающегося фонаря. Дверь в мансарду была распахнута настежь, хотя я и оставил ее запертой. Чудовищно пахло росой. Перед тем как войти, я остановился и стер пот, заливающий мне глаза.
Славу Богу, я не слишком опоздал. Лампа все еще горела, хотя свет ее лихорадочно дрожал. Дождь лился сквозь купол, заливая мой стол. Должно быть, одно из верхних окон было открыто... Я принялся водить лучом по полу, вглядываясь в мечущиеся тени, то и дело оглядываясь через плечо, в любое мгновение ожидая увидеть сам не знаю что.