Утром 22 ноября сводный отряд подошел с юга к Угодскому Заводу, разделился на восемь частей. М. А. Гурьянов не спешил. Он послал в поселок разведчиков, те собрали последние сведения о расположении огневых точек противника. Командир каждой группы получил боевую задачу.
Поздним вечером 23 ноября советские воины и партизаны заняли исходные позиции в лесу, в километре от поселка Угодский Завод, и в два часа ночи операция началась.
Атака была настолько стремительной, дерзкой и хорошо продуманной, что немцы не оказали никакого сопротивления. Несколько сот солдат, склад с горючим, 113 грузовых и легковых автомашин, четыре танка, обоз с боеприпасами, несколько огневых точек уничтожили партизаны. Важные документы захватили в штабе. И взвилась сигнальная ракета – сигнал общего отхода. Это было сделано очень вовремя. На помощь своим в поселок спешили немцы из окрестных селений.
М. А. Гурьянов прикрывал отход отряда. В жестокой схватке он получил тяжелое ранение и в бессознательном состоянии попал в плен. Гитлеровцы привели его в чувство и стали пытать. Они хотели узнать места дислокации отрядов. Гурьянов предать соотечественников, земляков не мог.
27 ноября захватчики соорудили перед райисполкомом поселка Угодский Завод виселицу, привели к месту казни Михаила Алексеевича Гурьянова, согнали к площади народ. Председатель местного райисполкома знал многих земляков лично. Он спокойно смотрел в их лица, и они смотрели на него. Они никогда друг друга не подводили. Они честно делали свое дело, и дело это продолжалось.
Михаила Алексеевича подвели к виселице. Он повернулся лицом к землякам, затем – к группе немецких офицеров и крикнул из последних сил: «Я не один! Нас миллионы! Победа будет за нами!»
Сразу после разгрома штаба армейского корпуса гитлеровское командование издало приказ об усилении бдительности солдат и офицеров вермахта и об организации обучения войск «методам борьбы с партизанами».
Дед Семенов, колхозник, житель деревни Мухарево Дедовичского района Ленинградской области, в 1941 году отпраздновал по весне 70-летний юбилей. Земляки сказали много добрых слов скромному, спокойному человеку. Так много хороших слов сказали ему, что он даже прослезился украдкой. Даже председатель колхоза, на что уж занятой человек, приехал в Мухарево да поздравил старика, да премию лично вручил, да грамоту.
Дед-то Семенов сторожем работал, по ночам амбары охранял. А после работы любил по лесам ходить. Лучше всех в округе знал родные леса. Без компасов ходил, по своим личным приметам. Земляки удивлялись: откуда ягоды, откуда грибы – год неурожайный?! А он им: «Лес – он как живой, доброго человека всегда и накормит, и укроет, и ягодкой угостит, и вылечит, и взбодрит. Так-то».
В 1941 году, еще с весны, со строчков и сморчков, зачастил дед Семенов в лес. Будто готовился к чему-то: все дары леса собирал, сушил, развешивал в сарае да на заднем дворе. А уж как война началась, земляки не то в шутку, не то всерьез поговаривали: ты, дед Семенов, будто знал, что фрицы нападут на нашу землю.
Немцы вошли в деревню Мухарево хозяевами. Все здесь наше, а вы, жители, наши батраки. В Ленинградской области, как и в других областях, партизанское движение развернулось быстро. Уже осенью 1941 года захватчики повели против народных мстителей широкомасштабную борьбу.
В декабре в Мухарево прибыл крупный карательный отряд немцев. Кто-то из местных сказал офицеру-эсэсовцу, что в деревне живет дед Семенов, который знает окрестные леса как свои пять пальцев. Командир карательного отряда вызвал его и строго приказал: «Ты поведешь нас в леса деревни Гнилицы. Там скрываются партизаны. Не поведешь – деревню спалим».
Дед Семенов долгую жизнь прожил. И воевал он, и терпел, и страдал – всякое повидал. Но таких людей-нелюдей он, бывалый человек, не встречал. Опытный, он понял, что эсэсовец натворит много бед в родном селе.
– Я поведу вас в Гнилицы, – тихо сказал он и гордо посмотрел в глаза хозяйки избы, своей ровеснице, которая недавно говорила ему хорошие слова на юбилее.
Хозяйка отвела взгляд. Но по тревожным морщинам на ее лице дед Семенов догадался, что волнуется она. Еще бы не волноваться! У нее двое сыновей да внуки в партизанском отряде. В каком, она точно не знала. Может быть, и в лесах деревни Гнилицы.
– Прощевай, старая! – буркнул дед Семенов, выходя из избы, но она, угрюмая, промолчала.
Он даже обиделся на нее, но, добрый человек, обиду быстро забыл.
Шел он по деревенской улице, спиной чувствовал взгляды земляков в узкие щелочки оконных занавесок и молчал. Рядом шел староста, дебелый парень, ни к какому делу не годный, в тюрьме за воровство отсидевший, а теперь – полицай. «Дубина ты стоеросовая!» – подумал дед, сел рядом с ним в сани, спина к спине.
Приехали они в Гнилицы. Офицер спросил через переводчика: «Успеем до вечера банду уничтожить или завтра отправимся в лес?»
– Можно и сегодня, можно и завтра. До поляны у Кривого оврага отсюда верст пять. Из них – три версты можно доехать, две – пешком. Всего час.