Очевидцы тех событий, в частности профессор Ф. Н. Шемякин, рассказывали, что в первый же день войны (в воскресный день!) в райкомы партии пришли сотни коммунистов, готовых отправиться на фронт. Это был порыв. Это было массовое проявление ненависти к вероломному захватчику.
«Прошу зачислить меня в ряды ополченцев. Я отец пяти сыновей, призванных в Красную армию, – написал П. Н. Кравченко, отец дважды Героя Советского Союза летчика Григория Пантелеевича Кравченко. – Четыре моих сына… сражаются на фронте… Пятый работает в военном ведомстве. Я желаю, несмотря на свой возраст, с оружием в руках защищать свою Родину. И не будет врагу от меня пощады, не дрогнет стариковская рука…»
Ах, старик, старик! Да ты стране таких героев подарил, да у тебя один Григорий Пантелеевич чего стоит! Дважды Герой Советского Союза, участник боевых действий на Дальнем Востоке, советско-финляндской войны, генерал-лейтенант авиации в 28 лет! И другие сыновья ему под стать. Сыновья свое дело сделают.
Нет, хочу бить фашистов!
…Видимо, не зря рвался на фронт отец героя. В 1943 году генерал-лейтенант Г. П. Кравченко, человек с очень доброй, располагающей к себе улыбкой, погиб в воздушном бою. Ему пошел всего тридцать первый год. Всего тридцать первый год. Не зря отец рвался на фронт, и другие такие же отцы не просто так рвались на фронт. Где-то в глубине души каждый из них надеялся… опередить захватчиков, уничтожить их прежде, чем они убьют их сыновей.
Но гибли сыновья и в сорок первом, и в сорок втором, третьем, четвертом, пятом годах, и старики лишь вздыхали тяжело, не давая волю слезами при женах, догадываясь, как им, матерям, тяжело…
На фронт просились рабочие и колхозники близлежащих деревень и сел, писатели и ученые, начальники и подчиненные, преподаватели и врачи, скульпторы и художники, юнцы и старики. На фронт просились семьями. Командиром одного из орудий батареи 76-мм пушек был философ Бонифатий Михайлович Кедров, его жена – Т. Н. Ченцова, научный сотрудник биохимического института им. А. М. Баха, – стала подносчиком снарядов у мужа-командира. Психолог Ф. Н. Шемякин ушел на фронт в 1941 году, вернулся из Германии в 1953 году в звании подполковника с 17 боевыми наградами. Его жена, А. Я. Колодная, ученый, сотрудник Института мозга, тоже была на фронте. Они потеряли на войне единственного сына… Они вернулись в столицу одни-одинешеньки, и осталась у них только память о сыне да работа, да сознание выполненного долга. У них было много учеников, ради которых погиб их сын, воевали они, победили. А сколько таких было москвичей!
В Москве в кратчайшие сроки сформировали 12 дивизий народного ополчения.
27 июля исполком Моссовета дал указание местной промышленности организовать производство военного имущества для ополченцев. Эта проблема решалась. Труднее было с вооружением 12 дивизий народного ополчения. Как ни старались москвичи, но оснастить полностью ополченцев они оказались не в силах. Оружия и военной техники не хватало катастрофически.
Но никто из ополченцев-москвичей не роптал, все верили в Победу. Все работали на Победу.
О подвиге девушки «Тани» было рассказано в газете «Правда» в одноименном очерке 27 января 1942 года. «Меня зовут Таня», – говорила она крестьянке села Петрищево и на допросах под пытками нацистских головорезов. Она выдержала пытки.
И лишь после публикации в «Правде» люди узнали ее настоящее имя – Зоя Космодемьянская.
В июне 1941 года она сдала экзамены и перешла в десятый класс. Училась хорошо, любила русскую и зарубежную классику. Математика давалась ей с трудом. И лишь упорство и усидчивость помогали в трудном деле.
Вела дневниковые записи, переписывала целые страницы из некоторых произведений, особенно любила «Войну и мир» Л. Н. Толстого. Мечтала о подвигах и не скрывала этогоот друзей. Одноклассники избрали ее комсоргом класса. Она предложила ребятам обучать малограмотных. Идея быстро вдохновила всех, и столь же быстро многим наскучило это дело. В 16–17 лет хочется веселиться, влюбляться, гулять до полуночи, а то и ночами напролет. А тут сиди с какой-нибудь тетей и учи ее грамматике, решай задачи.
Зоя не понимала одноклассников, они не понимали ее. Она ушла в книги, замкнулась. Она любила Жанну д’Арк. Друзья любили просто жить. Можно ли их обвинять за это желание шестнадцатилетних? Нет, нельзя. Так ответят почти все шестнадцатилетние люди, и они будут правы.