Стратегия Второй мировой. Восточный фронт

А потом пришла Красная армия. И в селе открыли школу. И сын Марии Филипповны Ховренковой… учиться не смог. Большая-большая тоска надломила его. Он не смог справиться с ней. И опытные врачи не смогли справиться с психическим потрясением мальчика. Он угасал на глазах. Будто к маме спешил, как спешит к маме любой ребенок с вопросами: «Мамочка! А почему деревья качаются? Мамочка! Почему мне так грустно без тебя?..» Он умер, даже не зная, что мамина весточка, письмо мамино живет, ждет адресата под подкладкой плюшевого жакета, который Мария перед смертью передала родным.

Плюшевые жакеты носили в те годы многие красивые женщины. И мама носила. И все на нее смотрели. А после гибели мамы жакет носила ее младшая сестра, тоже красивая, на маму похожая, но все равно не мама. Никто не знал, что Мария два письма в подкладке жакета спрятала. Уж сын ее умер, уже жакет состарился, восемь лет прошло. Жакет носила только дома Матрена Филипповна. Старый – не старый, а греет хорошо, нагретый живым теплом сестер.

Случайно обнаружила письмо Матрена Филипповна. Прочитала его, всплакнула, прочитала родным. Местами потерлось письмо, но дожило до своего часа. Но сын Марии не дожил до него. Может быть, оно помогло бы ему справиться с большой его тоской. А может быть, и нет.

ИЗ ПИСЕМ ПАРТИЗАНКИ М. Ф. ХОВРЕНКОВОЙ

Письмо родным:

«Зиночка, обо мне не ходатайствуй, ибо ты моего дела не знаешь, не трать средства и не убивай здоровья, не расстраивайся и береги сама себя, ибо ты у нас молодая, тебе жить нужно, обо мне не плачьте, я сама виновата, что заслужила, то получила.

Зиночка, прошу много, много раз, не трать здоровья. Я жизни не жалею…

Уважайте все сына за меня, а мне простите, что вы за меня пережили, и берегите Толю, чтобы он не скучал. Он, когда приносил передачу, очень плакал, когда увидел меня, просто растерялся и не знал, что ему делать, разрешили поцеловать. После, когда я его увидела, очень переживала, ну, ничего не сделаешь. Все заставит судьба пережить.

О, как жалею всех вас, что вам много переживать. Прошу, не плачьте, не одна я такая. Сейчас вижу – много людей переживают всякое горе. Убеждайте как можно маму, чтобы она не плакала…

Такая я, вижу во сне часто Шурку и Ваню, и Надю, и Толика каждую ночь и вас всех, Фрузу, Мотю и Аню, Зиночку и вижу всех родных. Целую Настю с ее детками и мужем, целую Марусю с ее сыном, Лену с ее детками и всех, которые живут.

Я сейчас сижу в вашей камере, сидела 5 недель в камере смерти. Там, где сидела вся семья. Жалейте моего сыночка. Сиротку… На меня не обижайтесь, не обижайте папу».

Письмо сыну:

«Слушайся родных. Хорошо учись, будь вежливым, не кури. Не ругайся, учись играть на гармошке и на гитаре. У тебя есть способности. На что есть способность, не выбрасывай из головы, не ленись. Все заучивай, для тебя будет не плохо. Будешь помогать бабушке за меня и дедушке.

…Целую вас тысячи, тысячи раз. Желаю вам много раз счастья, только не такого, как было у меня, такого никому не желаю».

ЗА ГОРОД ФАСТОВ

Танковая бригада, в которой механиком-водителем тридцатьчетверки служил старшина Александр Боженко, двигалась к Фастову, украинскому городу. Дороги были разбиты техникой, немецкими самолетами и слякотью. Танки шли по обочинам. На пределе возможного. А для немцев – далеко за этим пределом. Они не верили, что русские танки могут с такой скоростью преодолевать бездорожье.