Ожесточение схватки достигло максимума. Курт по-прежнему не чувствовал своего тела, которое, по идее, должно было разрываться от боли. Краем сознания он понимал, что действительно серьезных ран ему удалось избежать, но и того, что выпало на его долю, должно было хватить для потери сознания. Однако мозг оставался относительно ясным, и Книспель успел увидеть, как откуда-то справа, где уже был виден выход из этого проклятого лесного «коридора», появилась группа немецких танков с крупными красными звездами на башнях.
Курт хотел крикнуть, чтобы предупредить об опасности своих товарищей, однако из горла вырвались только хрипы и сипение. Книспель попытался встать, рывком поднялся на одно колено, но на этом силы израненного организма иссякли, сознание, наконец, отключилось, и Курт, пошатнувшись, упал спиной в грязный снег.
Глава 12
С наступлением темноты бой постепенно стих сам собой. Немцы все-таки захватили наши позиции. Сильно поредевшие гранатометные роты вместе с немногими уцелевшими бойцами майора Егорова и двумя оставшимися в строю трофейными танками были вынуждены отступить на юг к небольшому перелеску, где еще днем мы в большой спешке оборудовали нечто вроде тыловой линии обороны.
Сил продолжать атаку у противника уже не было. Продравшиеся, наконец, через лес по кривым проселочным дорогам немецкие штурмовые орудия и мотопехота вступили в бой в самом конце сражения. Собственно, именно они и стали последней каплей, склонившей чашу весов в сторону противника.
Немцы сунулись было нас преследовать, но гранатометчики сожгли три «штуга», и пехота противника быстро растеряла весь свой энтузиазм.
Противник вырвался из лесного «коридора», однако, похоже, генерал Роммель был сам не рад этой победе. Залезть в его мозг я, понятное дело, не мог, но вряд ли цена достигнутого успеха казалась «Лису пустыни» приемлемой. После сегодняшних потерь и ухода двух танковых полков в группе Роммеля осталось двести с небольшим боеспособных танков, и это с учетом переподчиненных ему остатков танковых соединений генерала Гёпнера. Сила, конечно, немалая, но тянула она на крепкую танковую дивизию, не более.
Ситуация на Рогачевском шоссе застыла в состоянии шаткого равновесия. Роммель проводил очередную перегруппировку и готовился с рассветом продолжить наступление, но ситуация в очередной раз изменилась.
В два часа ночи в небе за нашими спинами возникло четко видимое зарево от многих сотен осветительных ракет, и относительная тишина взорвалась грохотом артиллерийской канонады. Со стороны Москвы по внешнему фронту окружения ударила сто тридцать четвертая танковая бригада. В пробитую танками брешь устремились красноармейцы стрелковой дивизии полковника Прокофьева. Они разворачивались фронтом на запад и восток, удерживая стенки пробитого коридора.
Изнутри котла навстречу деблокирующей группировке перешли в наступление немногочисленные уцелевшие танки генерала Захарова. Через два часа ожесточенного боя фронт был прорван на всю глубину, и началась организованная эвакуация окруженных войск. Немцы преследования не вели. Что-то сломалось в хорошо отлаженной военной машине вермахта, и она начала давать первые сбои.
Наши бронеавтомобили проскочили по пробитому коридору одними из первых — игнорировать приказ наркома внутренних дел было чревато. На доклад к Берии Судоплатов потащил меня с собой.
— Благодарю за службу! — нарком не скрывал облегчения, испытанного при нашем появлении, и взмахом руки остановил попытку ответить по уставу, — Приказываю немедленно отправляться спать. Самое главное я уже услышал, а остальное ждет до завтра. В таком состоянии от вас все равно нет никакого толку.
Вызов в генштаб пришел на следующий день. Меня желал видеть маршал Шапошников. Видимо, прервавшийся поток достоверных данных о противнике сильно расстроил Бориса Михайловича, и он желал знать, когда можно ждать его возобновления.
Естественно, вызов пришел не мне лично, а товарищу Берии в виде просьбы «направить в распоряжение», и нарком внутренних дел неожиданно решил отправиться в генштаб вместе со мной.
— Товарищ Нагулин, вы догадываетесь, о чем хочет поговорить с вами начальник генерального штаба? — спросил Берия, когда бронированный автомобиль Наркомата внутренних дел плавно выехал из подземного гаража здания на Лубянке.
Я изложил свою версию.
— Верно, — согласился Берия, — но разведка — только малая часть того, что хочет получить от вас товарищ Шапошников. Скажу прямо, организованные вами артиллерийские удары по скоплениям войск противника произвели большое впечатление на генштаб и лично на товарища Сталина. Особенно отчетливо их эффективность проявилась после того, как ваш Пе-2 был сбит, и мы лишились возможности вести огонь по передаваемым вами данным. Разница в эффективности артиллерийских ударов оказалась более чем ощутимой.
— Ночные полеты можно возобновить, это не проблема.
— А как же немецкий ракетный перехватчик? В прошлый раз вы остались живы только каким-то чудом. Еще раз так рисковать нам никто не позволит.