К этому времени фронты французских армий были большими, либо с целью более легкого обеспечения провиантом, либо потому, что командующие полагали, что лучше выстроить все дивизии в одну линию, оставляя командирам организацию их для сражения. Резервы представляли собой небольшие отряды, неспособные исправить положение в этот же день, даже если противнику удавалось разбить лишь одну-единственную дивизию. Таково было состояние дел, когда Наполеон
Кампания 1800 года, еще более характерная для этого человека, знаменовала новую эру в концепции планов кампании и операционных направлений. Он ставил смелые цели походов, которые предполагали не меньше чем захват или уничтожение целых армий. Приказы на сражение были менее растяжимыми, была принята более рациональная организация армий из крупных корпусов, а тех, в свою очередь, из двух или трех дивизий. Система современной стратегии получила здесь полное развитие, и кампании 1805 и 1806 годов были всего лишь результатом того, что большая проблема была разрешена в 1800 году. Тактически система колонн и цепи стрелков была хорошо отработана Наполеоном еще в Италии.
Тут может возникнуть вопрос, приспособлена ли система Наполеона ко всем возможностям, эпохам и армиям, или, напротив, возможен какой-либо возврат в свете событий 1800 и 1809 годов к старой системе позиционных войн. Сравнив марши и лагеря Семилетней войны с теми же маршами и лагерями в
Система Наполеона состояла в том, чтобы
Можно сказать, что авантюрный характер этого великого человека, его положение как личности и умонастроение француза – все вело к тому, чтобы подтолкнуть его к предприятиям, на которые не рискнул бы никто другой, будь то престолонаследник или военачальник, следующий приказам своего правительства. Вероятно, это так, но между крайностями дальнего похода с вторжением и позиционными войнами есть золотая середина, и, не подражая его экспансивной отваге, мы можем следовать обозначенной им линии. Вполне вероятно, что старая система позиционных войн еще долго будет вне закона или если и будет использоваться, то претерпит большие изменения и будет улучшена.
Если искусство войны пополняется принятием системы маршей, гуманизм, наоборот, из-за этого несет потери, потому что эти быстрые нашествия и бивуаки с большой массой войск, кормящихся за счет районов, которые они захватывают, по существу, ничем не отличаются от опустошительных нашествий орд варваров IV–XIII веков (от гуннов до монголо-татар). И все же вряд ли от этой системы откажутся быстро, потому что войны Наполеона продемонстрировали великую истину, а именно: отдаленное положение не является надежной гарантией от вторжения, государство, чтобы обезопасить себя, должно иметь хорошую систему крепостей и рубежей обороны, резервов и военных институтов и, наконец, хорошую систему управления. Тогда народ можно будет везде организовать в ополчения, которые могут служить резервами действующих армий, а от этого они станут еще более грозными; и чем сильнее армии, тем нужнее система быстрых операций и немедленных результатов.
Если со временем общественный порядок придет к спокойствию (если государства, вместо того чтобы сражаться за свое существование, будут сражаться только за свои интересы, чтобы заполучить естественную границу или сохранить политическое равновесие), тогда можно согласиться с новым правом наций и, пожалуй, можно будет иметь не такие огромные армии. Тогда мы также увидим армии от восьмидесяти до ста тысяч человек, возвращающиеся к смешанной системе войны – золотая середина между быстрыми нашествиями Наполеона и медлительной системой позиций последнего столетия. До этого времени нам следует ожидать сохранения системы маршей, которая дала такие блестящие результаты, потому что тот, кто первым отвергнет ее в присутствии активного и умелого противника, вероятно, станет жертвой своей опрометчивости.